Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма

Эти управленческие мотивы в конституционном импульсе демократизации (которые никоим образом не оправдывают жестокие чистки) становятся еще более очевидными, если учесть две другие параллельные кампании того периода: кампанию отчетов советов о своей работе перед избирателями летом и осенью 1936 года и проверку партийных документов. Обе эти кампании носили каталогизирующий, мобилизующий, активизирующий и репрессивный характер. Проверка документов в партии началась в мае 1935 года как канцелярское начинание и постепенно превратилась в комбинацию рутинной чистки «неактивных и морально коррумпированных членов» и специальной операции НКВД, направленной против местных ненадежных членов номенклатуры. В 1935 году из партии было исключено 263  885 членов, что составляет около 10 процентов от общего числа членов партии, из них 15 218 человек были арестованы; в 1936 году было исключено 134 тысячи человек[153]. Исключенных часто автоматически увольняли с работы, лишали квартир и отчисляли из университетов[154]. Цели проверки не были четко доведены центром до сведения функционеров и не были поняты внизу. Местные чиновники, защищая свои собственные кадры, очень часто, как показал Гетти, «отводили репрессии вниз на рядовых»[155]. Таким образом, кампания пошла не по плану, и Сталин был недоволен ее результатами, потому что высокие региональные чиновники успешно избежали чистки. Июньский Пленум ЦК 1936 года «осудил безрассудные массовые исключения из партии» и предложил оперативно рассмотреть аппеляции и реабилитацию. В 1936 году 37 тысяч человек были вновь приняты в партию (30 600 человек в 1935 году), но чистки продолжались: в период с июня 1936 года по февраль 1937 года из партии было исключено 13 372 члена[156]. Сообщалось, что во многих местах исключено больше членов партии, чем осталось активных: например, в Киргизии число членов партийных организаций сократилось с 14 тысяч до 6 тысяч[157]. Партийная чистка и последующая реабилитация были типичным политическим кульбитом Сталина, показывающим пределы его контроля в отношениях между центром и периферией.

Заявление Московской партийной организации, опубликованное в «Правде» сразу после Пленума ЦК в июне 1936 года, выявило тревогу, сервильность и растерянность:

Мы должны успешно завершить проверку партийных документов, вскрывая и изгоняя из рядов партии не разоблаченных… заклятых врагов социализма, троцкистов, зиновьевцев, двурушников, использующих партийный билет для своей подлой контрреволюционной деятельности… Мы руководствуемся указаниями ЦК и товарища Сталина о внимательном и чутком отношении к тем, кто исключен из партии, как не могущем носить высокое звание члена ВКП(б), но честно выполняет свой долг советского гражданина[158].

Приведенные в замешательство аппаратчики отчаянно пытались выполнить противоречивые директивы. Секретарь Ленинградской партийной организации А. И. Угаров справедливо оценил «проверку» как перетасовку кадров для выдвижения новых людей в руководство[159]. Пленумы ЦК в июне и декабре 1936 года и секретное письмо ЦК в адрес партийных комитетов 29 июля вновь и вновь выражали недовольство центра неэффективными, пассивными, политически ненадежными и неграмотными региональными партийными руководителями[160]. В письме ЦК от 29 июля накануне показательного судебного процесса над троцкистами и зиновьевцами в Москве прозвучал призыв к повышению бдительности и разоблачению врагов в партии[161]. Эти «проверки и перепроверки» партийных кадров проходили параллельно чисткам других групп и в конце концов увенчались Большим террором.

Перечисленные кампании – проверка членов партии, конституционная реформа избирательной системы, отчеты в советах – в значительной степени были мотивированы стремлением Сталина к контролю и логикой централизации. Среди других мотивов атак на кадры – их некомпетентность, внутрипартийные конфликты, напряженность между центром и периферией, коррупция, страх Сталина перед сговорами, – нельзя игнорировать усилия по повышению эффективности управления. Этот управленческий мотив проявился в логике другой реформы – реорганизации судебной системы, которая началась в 1936 году и включала «переаттестацию» юридических кадров и их переподготовку. Стремясь централизовать систему, улучшить международный и внутренний имидж советской юстиции, руководители были озабочены реальной эффективностью системы[162].