Читаем Конституция дагестанца полностью

«Похоже на то, что здесь, в Москве, не разводят огня в очагах, чтобы приготовить пищу, ибо я не вижу женщин, которые лепили бы кизяк на стены своих жилищ, не вижу над крышами дыма, похожего на большую папаху Абуталиба. Не вижу я и катков для укатывания кровель. Не вижу, чтобы москвичи сушили сено на крышах. Но если они не сушат сена, то чем же кормят своих коров? Не увидел я ни одной женщины, бредущей с вязанкой хвороста или травы. Не услышал я ни разу пения зурны или удара в бубен. Можно подумать, что юноши здесь не женятся и не играют свадеб. Сколько я ни ходил по улицам этого странного города, ни разу не увидел ни одного барана. Но спрашивается: что же режут москвичи, когда порог переступит гость? Чем же, если не зарезанным бараном, отмечают они приход кунака? Нет, я не завидую этой жизни. Я хочу жить в своем ауле Цада, где можно вволю поесть хинкалов, сказав жене, чтобы она побольше положила в них чесноку…».

Гамзат, дающий совет Расулу, почти на каждой странице «Моего Дагестана». Это его наставления, его жизненная мудрость стали основой творческого образа, стиля поэта.

Я часто видел Расула Гамзатова в 70-е годы в летние месяцы в Ачи-Су, на правительственной даче, где мы жили, повторяюсь, по соседству. Все знали, что с утра народный поэт работает. Где-то в 10–11 часов он выходил из дома, в рубашке поверх брюк, и шел на море. Купался и загорал он недолго. Сейчас, когда перед моими глазами образ поэта, я вспомнил известную его шутку, которую рассказал бывший министр культуры Дагестана Абдулатип Гаджиев. Это было на Кубе, при встрече с Фиделем Кастро. Подтянутый Фидель сказал что-то советскому послу, показав глазами на живот Расула. Тот заметил и спросил посла, что было сказано Фиделем. Посол перевел слова лидера кубинской революции. Расул в долгу не остался! Он попросил посла перевести и сказал: «Дорогой Фидель, когда произошла наша российская революция, ее лидеры тоже были тощими, как ты сейчас!».

Самое интересное из моих воспоминаний того периода – это общение великого поэта, знаменитого дагестанца, всегда находящегося в гуще именитых людей, с людьми простыми.

Так, садовником на даче работал дядя Петя. Я не помню его отчества и фамилии. Он приходил рано утром с железнодорожной станции Ачи-Су, где был его маленький дом и где, кстати, родился Председатель Госплана СССР, заместитель Председателя Совета Министров СССР Николай Константинович Байбаков. Дядя Петя был исключительно трудолюбивым, скромным тружеником. Весь день под палящим летним солнцем он с оголенным торсом появлялся то в одной части правительственной зоны отдыха, то в другой, почти не присаживаясь. Только Расул Гамзатович останавливал эту непрерывную деятельность. Он обычно подходил к дяде Пете и начинал беседу. Самое поразительное, что беседа проходила, что называется, на равных! Нет, я, к сожалению, не помню, о чем были эти беседы, не хочу выдумывать. Но я точно помню, как один раз дядя Петя пригласил Расула Гамзатовича в магазин в здании пансионата, где продавщицей работала очень невзрачная и даже некрасивая Наташа. Помню только, как поэт обращался к Наташе, используя знаменитые пушкинские строки: «Наташа! Голубка дряхлая моя!».

Шофером у отца работал молодой парень по имени Гамид. Он был простым, даже наивным человеком, очень улыбчивым и добрым. Что такое «держать дистанцию», соблюдать возрастную иерархию, он не представлял. Как-то раз мы сидели с ним в будничный день на скамейке, у входа в пансионат. Вышел народный поэт. Гамид подошел к нему и несколько развязно спросил:

– Расул Гамзатович! Какими новыми стихотворениями Вы нас порадуете?

На что получил ответ:

– А что ты из старых читал?

Стихи и шутки Расула помнят не только в Дагестане. Недавно я был на дне рождения председателя Уставного суда Санкт-Петербурга. Случайно зашел разговор о Гамзатове. Сидящий слева от меня генерал-полковник МВД, бывший руководитель ленинградской и петербургской милиции, встает и начинает читать наизусть «Берегите друзей»


Затем неожиданно, как бы приняв вызов, встал судья городского суда Санкт-Петербурга, мужчина средних лет, и продекламировал:

В горах джигиты ссорились, бывало,Но женщина спешила к ним и вдругПлаток мужчинам под ноги бросала,И падало оружие из рук.О, женщины, пока в смертельной злостиНе подняли мечей материки,Мужчинам под ноги скорее бросьтеСвои в слезах намокшие платки.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное