Конституция свободы

У человека нет оснований бояться каких-либо общих законов, которые могут быть приняты большинством, но у него достаточно причин бояться правителей, которых большинство может поставить над ним для исполнения своих указаний. Сегодня личной свободе угрожает не та власть, которой могут фактически обладать демократические законодательные собрания, а власть администраторов, которым поручено достижение конкретных целей. Согласившись, что большинство должно предписывать правила, которые мы будем соблюдать, преследуя наши индивидуальные цели, мы обнаруживаем, что все больше и больше оказываемся подчинены приказам и произволу его агентов. Достаточно показательно, что не только большинство сторонников неограниченной демократии вскоре становятся защитниками произвола и начинают разделять взгляд, что экспертам нужно предоставить решать, что именно хорошо для общества, но и что самые восторженные сторонники такой неограниченной власти большинства – часто те самые администраторы, которым лучше всего известно, что когда такая власть будет установлена, осуществлять ее будут именно они, а не большинство. Если современный опыт в этом отношении что-то и доказал, то лишь, что когда для решения определенных задач обширные полномочия по принуждению предоставляются правительственным ведомствам, действенный контроль над этими полномочиями со стороны законодательных собраний становится невозможен. Если последние сами не установят средства, которые надлежит использовать, то решения их агентов будут более или менее произвольными.

Общие соображения и недавний опыт показывают, что демократия эффективна лишь до тех пор, пока правительство, применяя принуждение, ограничивается только теми задачами, которые могут быть решены демократическим путем[197]. Если демократия – средство сохранения свободы, то свобода индивида – не менее существенное условие функционирования демократии. Хотя демократия, вероятно, наилучшая из форм ограниченного правления, она становится абсурдом, если превращается в неограниченное правление. Те, кто провозглашает, что демократия обладает неограниченной компетенцией, и поддерживает все, чего желает большинство в любой данный момент времени, ведут дело к ее гибели. По сути дела, либерал старой школы – гораздо больший друг демократии, чем демократ-догматик, ибо он озабочен сохранением условий, обеспечивающих работоспособность демократии. Нет ничего «антидемократического» в попытке убедить большинство, что существуют некие границы, за которыми его действия перестают быть благотворными, и что ему следует соблюдать принципы, которые не были целенаправленно установлены им самим. Чтобы выжить, демократия должна осознать, что она не источник справедливости и что ей необходимо признать концепцию справедливости, которая не обязательно воплощается в наиболее популярном мнении по каждому конкретному вопросу. Опасно то, что мы ошибочно принимаем средства обеспечения справедливости за саму справедливость. Поэтому те, кто стремится убедить большинство в необходимости признать соответствующие границы своей справедливой власти, столь же необходимы для демократического процесса, как и те, кто неустанно указывает новые цели для демократической деятельности.

В части II этой книги мы продолжим исследование тех пределов полномочий государства, которые представляются нам необходимым условием для того, чтобы демократия работала, и которые были разработаны народами Запада под именем «верховенство закона» (rule of law). Здесь мы лишь добавим, что мало оснований ожидать, что люди преуспеют в управлении или сохранении демократического механизма управления, если сначала не познакомятся с традициями законоправства (government of law).

Глава 8 Наемный труд и независимость

И пожелать хотелось бы

Добра нажить, конечно.
Не для того, чтобы сплошной
Огородить стеною,
Для привилегии одной,
Чтоб быть самим собою.

Роберт Бернс

[198]

1. Идеалы и принципы, заново сформулированные в предыдущих главах, были разработаны в обществе, которое отличалось от нашего в важных аспектах. Это было общество, в котором значительная часть людей, в том числе большинство тех, кто влиял на формирование мнения, были независимы в той деятельности, которая обеспечивала им средства к существованию[199]. Насколько принципы, действовавшие в таком обществе, по-прежнему применимы сегодня, когда большинство из нас работает по найму в крупных организациях, когда мы используем не принадлежащие нам ресурсы и чаще всего выполняем чьи-то распоряжения? В частности, если независимые люди сегодня образуют гораздо меньшую по размерам и влиянию часть общества, то не является ли их вклад по этой причине менее значимым или же они до сих пор жизненно важны для благополучия любого свободного общества?