Заканчивалась эта песенка словами, которые нравились Сергею Павловичу:
В этом маленьком домике Сергей Павлович Королев останавливался каждый раз, когда приезжал на космодром. Вот и в эти дни он живет и работает в нем. Пожалуй, не совсем так. Ученый проводит в стенах домика короткие часы отдыха или заходит сюда только затем, чтобы остаться наедине с самим собой, подумать. В экстренных случаях сюда заходят ближайшие его сотрудники. А такое бывает и поздно ночью, и рано утром. Вообще Сергей Павлович работает, не жалея себя.
В одном из писем к жене Сергей Павлович признался: «Мой день складывается примерно так: встаю в 4.30 по московскому времени, накоротке завтракаю и выезжаю в поле. Возвращаемся иногда днем, а иногда вечером, но затем, как правило, идет бесконечная вереница всевозможных вопросов до 1–2 ночи. Раньше редко приходится ложиться».
…Сергей Павлович прошел мимо небольшого рабочего кабинета. Луна освещала стол с лампой под зеленым абажуром, телефон, флаконы с чернилами. Но не доходя до столовой, ученый вернулся, вошел в кабинет и зажег свет. Подошел к книжной полке. Любил читать перед сном. Сочинения В. И. Ленина, «Ленин и наука», «Основы марксистской философии», книги М. Ю. Лермонтова, С. Т. Аксакова, М. А. Шолохова… Но телефонный звонок отвлек его от книг.
— Да, Королев, — устало ответил он. — Просил, просил. — И, энергично подвинув к себе кресло, стал говорить: — Разбудил, Нина? Нет? Ну вот и хорошо. — Заканчивая разговор, попросил: — Пожелай нам ни пуха ни пера!
Дни летели страшно быстро и были, как никогда, напряженными. С утра и до вечера академика можно было видеть в главных центрах космодрома, где шла подготовка к невиданному в истории человечества научному эксперименту в космосе. Всю свою энергию, все свои знания отдавал Сергей Павлович этой работе, от которой зависел завтрашний, может главный, день в его жизни.
А сегодня, поздним апрельским вечером, он пришел в свой тихий домик, окруженный тополями, только потому, что почувствовал боль в сердце. Достав из бокового кармана стеклянную трубочку, с которой никогда не расставался, вынул таблетку валидола, положил под язык. Прилег на кушетку тут же в кабинете, расстегнул пуговицу шерстяной рубашки. Задремать не давали мысли. Он все думал и думал об одном — о том, что завтра предстоит сделать самый важный шаг. Вспомнились недавние дискуссии. Надо ли лететь человеку в космос или не надо? Дискуссии ожесточенные, резкие.
Многие боялись этого первого шага. А вынесет ли человек перегрузки при старте, а не сразит ли его невесомость в первые же десять минут полета? Правда, побывали в космосе животные, но достаточно ли этой проверки? А радиация?
В комнате стояла тишина, а в ушах у Сергея Павловича звучала, словно записанная на магнитофонную ленту, одна из последних дискуссий, развернувшаяся на заседании Государственной комиссии.
— Невесомость — смерть человеку, — упорствовали одни.
— Нет, она не страшна. Опыты с животными убедили нас в этом, — возражали другие.
— Не забывайте, полет человека — не полет собачек. Может случиться — ракета окажется непослушной и унесет смельчака.
— Ракетные системы отработаны, — отвечали специалисты. — Но, конечно, все может быть.
— Надежны ли системы спасения?
— Не откажет ли при спуске тормозная двигательная установка?
— А если произойдет разгерметизация кабины?
— А если подведет скафандр?
И снова «если», «если», «если»…
Сергей Павлович привстал с кушетки. Потрогал рукой лоб. До чего же навязчивы воспоминания. Взглянул в окно. Звезды почти слились с небом, и только белесая луна еще маячила над тополями.
— А может они правы, каждый по-своему, — подумал вслух Королев. Но эта мысль жила лишь мгновение. Он со злостью вспомнил одного ученого, который с пеной у рта доказывал, что человечество еще не созрело для штурма космоса. Ведь надо же быть таким ограниченным!
Сергей Павлович снова задумался о завтрашнем дне. Нет, сделано все, что в человеческих силах, сказал он сам себе. И даже больше. Ведь сотни ученых вложили в подготовку полета свой ум, талант, энергию, нервы.
И это было действительно так. С благодарностью вспомнил Королев полное иронии и даже гнева выступление ученого, разрабатывающего теоретические проблемы космонавтики.