Он был из тех, для кого работа — любимое дело, главное увлечение и весь смысл жизни. Все остальное он относил к разряду «маленьких радостей». В редкие свободные вечера он любил читать, отдавая предпочтение документальной прозе и мемуарной литературе. Особое наслаждение доставляли ему книги, в которых было не только знание материала, но и умение автора глубоко его осмысливать и тонко чувствовать.
Прочитав книгу летчика-испытателя Героя Советского Союза М. А. Галлая «Через невидимые барьеры. Испытано в небе», Александр Александрович настоятельно рекомендовал ее своим товарищам:
— Почитайте, не пожалеете. Отличнейшая книга, все в ней правдиво, умно, со знанием дела написано. Вот как надо писать о технике и людях, ее создающих…
В экземпляре книги, принадлежавшей Морозову, немало помеченных его рукой строк, созвучных его собственным мыслям и наблюдениям. Вот некоторые:
«Чем больше радиус известного, тем больше и длина окружности соприкосновения с неизвестным…», «Никакой опыт не дает таких уроков на будущее, как опыт горький», «Неудача может быть случайной, удача же — настоящая, большая удача — случайной быть не может».
Чем еще любил заниматься Главный конструктор? Перед самой войной А. А. Морозов купил себе и старшему сыну велосипеды. Это, пожалуй, была единственная по тем временам роскошь, которую он себе позволил. Воскресными летними днями отправлялись вдвоем по асфальту Белгородского шоссе далеко за город. Возвращались к вечеру посвежевшие, бодрые.
Собирая семью в эвакуацию, Александр Александрович предупредил: ничего лишнего не брать, лишь самое необходимое — таков приказ.
— А велосипед? — взмолился Женя.
— Ничего лишнего! — строго отрезал отец. Пытаясь смягчить в эту минуту расставания невольную резкость, тихо добавил: — Не хватает вагонов, чтобы вывезти людей и оборудование, каждое место — на вес золота. А барахло наживем, если живы будем.
На том и закончились велосипедные увлечения.
Иногда сыновьям удавалось затащить его на рыбалку. Александр Александрович охотно стоял с удочкой, был весел, возбужден, даже ловил иногда какую-нибудь мелочь. Но заядлого рыбака из него не получилось.
Не увлекла его и «огородная кампания». Весной сорок второго года всем заводчанам предоставили участки земли, на заводе изготовили лопаты, тяпки… Взялись за дело горячо. После работы рабочие, итээровцы, служащие и их дети шли на свой «надел» — копали, сажали, пололи…
Между огородниками шло негласное соревнование, и многие из заводчан не без гордости сообщали о собранных урожаях.
Огород Морозовых был не хуже других. Но не было в этом заслуги Александра Александровича. Изредка вырывался он поглядеть на плоды трудов Нины Митрофановны и сыновей. Похваливал, добродушно посмеивался. В семье вспоминают, как однажды разыграл отец младшего сына:
— Шурик, что-то огурчика хочется, ты бы сходил.
— Не выросли еще огурчики, папа, только-только цвести начинают, — со знанием дела отвечает сын.
— Ты когда смотрел-то?
— Вчера.
— Ну вот, видишь, вчера, может, и не было, а сегодня, глядишь, уже есть…
Сын недоверчиво смотрит в серьезные глаза Александра Александровича, сопит, колеблется.
— Сходи, сходи, — подзадоривает отец.
Через минуту раздается ликующий крик:
— Есть!.. И какой огромный!..
Перед всей семьей появляется совершенно потрясенный происшедшим Шура.
— Вот, — протягивает он руку, в которой зажат большущий сочно-зеленый огурец, за полчаса до этого перекочевавший на грядку с базара.
Александр Александрович доволен, весело всем, а больше всех самому Шурику.
В конце войны недалеко от завода построили стадион. Летними вечерами по дороге домой Александр Александрович иногда заглядывал сюда — посидеть среди своих, покурить, поболеть за заводскую футбольную команду.
Ни слава, ни громкие титулы не изменили его характер. До конца жизни он оставался человеком очень скромным, простым в общении. Как-то группу конструкторов во главе с А. А. Морозовым вызвали в Москву. Гостиницы были переполнены, и место было забронировано только для Александра Александровича, остальных поселили на частной квартире.
Морозов, отказавшись от удобств, устроился вместе со всеми в малоприспособленном доме. Когда к одному из товарищей приехала жена, Александр Александрович настоял, чтобы она поселилась в лучшей комнате, а сам переехал на время в прихожую.
На Урале, когда появилась возможность улучшить условия Главного конструктора — как-никак семья семь человек, — ему предоставили трехкомнатную квартиру.
Вручив Нине Митрофановне ордер, Александр Александрович тут же предложил:
— Давай отдадим одну комнату Левчукам, а?
Работник КБ Евгений Кириллович Левчук, в прошлом моряк, обаятельный человек, жил вдвоем с женой в землянке. Еще до войны у них умер сын. Получив похоронку на второго сына, эти немолодые уже люди замкнулись в своем горе, надо было их поддержать.
— Конечно, конечно, — согласилась Нина Митрофановна.
Так они и жили вместе. В дружной, доброжелательной семье Морозовых Левчуки нашли человеческую доброту и участие.