Конструкция д'Эрлетта

— Просто возмущение в эктоплазме, бояться нечего. Считай это предупреждающим рычанием хищника на охоте, — сказал Сен-Киприан. Он закончил смазывать рукавицы и убрал флакон в мешок. — Так, о чем это я… а, да, головоломки. В общем, наделал д’Эрлетт этих головоломок, по каким-то безумным причинам. Он был француз, так что кто его разберет. Может, что-то говорило с ним из тьмы, может, он дал клятву, а может, просто любил циничные розыгрыши. В общем, играться с ними не к добру. И не скажешь, что за ужас там таится, — может, садисты из другого измерения, а может, машет щупальцами кто-нибудь голодный, пришедший со звезд. Как в Рождество… неизвестно, что ты получишь. Поможешь их надеть, Филлип? — Он указал на рукавицы.

— Что ты будешь делать? — прошептал Уэнди-Смайт.

Гудение в кубе стало болезненно громким. В нем было нечто скрежещущее, царапающее, словно где-то проворачивалось нечто крупное. Головоломка потеряла всякую форму и стала беспорядочной мешаниной граней, которые двигались и скользили, похоже, случайным образом. Потусторонние, чешуйчатые формы метались меж граней, и комнату наполнил звук, похожий на стук зубов. Гэллоугласс, казалось, захватил адский ветер, ее плащ трепетал, когда она закончила последний сигил пентаграммы и отступила, держа палку с мелком, как копье.

— Ты уверен? — прошептала Гэллоугласс, пока Сен-Киприан снимал свое пальто и потягивался, как бегун перед марафоном.

— Ничуть, — сказал Сен-Киприан, пока Уэнди-Смайт помогал ему натягивать рукавицы. Кольчужные рукава натянули до плеч и соединили на шее кожаным ремнем. Он размял пальцы в рукавицах.

— Пожелайте мне удачи!

Затем, без дальнейших промедлений, он подошел к внешней границе пентаграммы. Волна жара погладила его лицо, и он учуял дурной запах, словно от склепа, открытого летним днем. Что-то двигалось на краю поля зрения — формы, одновременно огромные и миниатюрные, но совершенно неопределенные. Они сплывались к нему, пока свет от головоломки принимал грубый, режущий глаз фиолетовый оттенок. Парящий куб, казалось, попятился, стоило к нему потянуться, сжался от его прикосновения. Пар поднимался от рукавиц, пока священные масла делали свою работу. Пот катился по его лицу, а запах стал еще хуже, едва он потянулся к путанице граней, составлявших конструкцию д’Эрлетта.

Казалось, он сунул руки в горячую патоку, но все же получилось ухватиться за нечто твердое. Что бы это ни было, оно корчилось и вырывалось, когда он начал поворачивать и сгибать светящиеся грани в форму, присущую им ранее. Они сопротивлялись, и скоро его руки затряслись от усилий.

Он уловил проблеск того, что лежало за гранями — невозможное пространство, полное омерзительной архитектуры, вновь и вновь вкладывавшейся в самое себя, и фиолетовый отсвет, от которого его желудок замутило. Там была некая форма — вдали, но близящаяся с каждой секундой. Он чувствовал, как доски пола под его ногами дрожат от призрачной поступи этой фигуры. Казалось, она наполняла внимающую пустоту, вытесняла свет своими движениями, прыгала, протискивалась сквозь гротескную корку, замаравшую мир по ту сторону.

Она говорила на ходу, отравляя воздух своим голосом. Она ревела и шептала разом, и Сен-Киприан щурился от вызванных этим волн боли, грозивших затмить его чувства. Борясь с непослушными гранями, он перемещал их на свои места. Здесь требовались скорее усилия веры, чем умение решать головоломки. Дым валил от его рукавиц, делая воздух непроницаемым. Жар сжимал его невидимыми кольцами.

Одежда местами начала обугливаться и дымиться. Та форма почти достигла его. Она потянулась, и корчащаяся масса чего-то темного рванула в мир, скользнула по рукам и хлестнула его с жалящей силой.

— По мне, так помощь не помешает! — крикнул он. Щупальца схватили его, и ноги заскользили к границе пентаграммы, его увлекало к ужасу, таившемуся за гранями. Они были сильны, и он знал: если станет сопротивляться, Конструкция распахнется снова, высвобождая тварь, что прижалась сейчас к той стороне. — В любой момент, друзья!

Гэллоугласс внезапно оказалась сзади, ее револьвер лежал у него на плече.

— Замри! — крикнула она, целясь в тварь за гранями. А когда рявкнул «Уэбли-Фосбери», Сен-Киприан мгновенно оглох. Гэллоугласс опустошила барабан, и щупальца отступили в смятении.

В комнате раздалось нечто, что могло быть воплем разочарования, и давление на грани ослабло. Паника придала Сен-Киприану скорости, и он быстро зашевелился, вынуждая куб принять свою форму. Пока тот сжимался, фиолетовый свет угасал и дрожащее гудение становилось все слабее. Скрежетание замолкало, и чудовищная поступь начала удаляться.

Наконец свет превратился в легкое мерцание, а куб вновь начал напоминать обычную детскую игрушку, которой притворялся. Он медленно крутился в ладонях Сен-Киприана, нехотя ужимаясь до прежних размеров. Наконец конструкция д’Эрлетта неохотно обосновалась в его руках.