Консул

На полированных деревянных полах лежали мягкие войлочные ковры и тростниковые маты, кровать во внутренней комнате была тщательно украшена деревянными накладками из лучших сортов дерева, а раздвижные рамы окон прикрывались прекрасными драпировками с вышитыми на них танцующими журавлями, символами благополучия.

Давашфари засуетилась вокруг, создавая консулу удобства – пристраивая подушечки, прикрывая легким покрывалом. Публий неожиданно пришел в себя и сокрушенно пробормотал:

– Эх, как я не вовремя…

– Всё в порядке, сиятельный, – твердо сказал Лобанов. – Меня послали, чтобы спасти вас, и я задание выполню. Врач мне в этом поможет…

– Да-да, – мелко закивал Го Шу, – Лян очень хороший врач!

– Кто звал меня?

Сергий удивленно обернулся на голос, задавший вопрос на чистой латыни, и увидел крепкого ханьца с блестящей лысиной в венчике седых волос и с бородкой, похожей на косичку.

Приглядевшись к Давашфари, ханец сильно удивился, но ничего не сказал, лишь отвесил глубокий поклон хуан-гуйфэй, выражая почтение.

Лю Ху выступил вперед и тоже поклонился хозяину дома.

– Как ваше драгоценное имя? – спросил он скрипучим голосом.

– Мое ничтожное имя – Лян.

– Сколько маленьких сыновей у вашего почтенного родителя?

– У него всего один грязный поросенок.

– Где ваша драгоценная супруга?

– Моя ничтожная жена отправилась к предкам в позапрошлом году.

– Как чувствуют себя ваши драгоценные сыновья?

– Мои собачьи сыновья живы и здоровы…

Внезапно Го Шу совершил этический подвиг – он прервал течение обрядности, заявив:

– Драгоценный Лян, у нас нет времени для любезного обхождения. Наш друг опасно болен, ему надо помочь.

Врач сморщил лицо в улыбке и шагнул к постели больного.

– И учти, – добавил даос, – все мы объявлены преступниками… Ты подвергаешь свой дом и семью опасности, помогая нам.

Врач небрежно отмахнулся.

– Я лечу не преступника, – сказал надменно, – а страждущего!

Чжугэ Лян долго осматривал консула, щупал его, слушал хрипы в груди, различал пульс. Усевшись после осмотра в позу задумчивости, он посидел немного – и хлопнул в ладоши. Сыновья подлетели и встали по стойке «смирно». Отец передал им указания, и те убежали.

– Что скажешь? – осторожно спросил Сергий на латыни.

– Будем лечить, – ответил врач с лукавой усмешкой. – Болезнь была не опасна, но ныне она сильно запущена.

– Этого человека долгое время держали в тюрьме.

– Тогда понятно…

– А вот мне любопытно, доктор, – сказал Чанба, – где это вы так здорово по-нашему говорить научились?

– У-у-у… – протянул Лян. – То дела давние. Уж больно я непоседлив был, всё искал чего-то, то лекарей знающих, то лекарства редкие. Я уходил в плавание, добираясь до Фузан. Долго бродил по горам, забираясь в самые потаенные долины Гималаев, спускался на жаркие равнины Индии… А потом с острова Сыченбу,[56] вместе с греческими купцами, добрался до славного города Лисянь. Вы его зовете Александрией. Там я прожил года четыре или больше, почти все время проводя в Мусейоне – зачитывался тамошними книжными сокровищами, беседовал с мудрецами, делился опытом с врачами. Время было преинтереснейшее… Я бы и дольше задержался в Лисяне, да тоска по родине одолела. А вернувшись, я встретил женщину, которую полюбил.

От нее у меня остались лишь воспоминания и два сына… которые понемногу осваивают трудную науку врачевания, что сродни искусству.

В это время вернулись Юнь Чен и Ши Юэ, они тащили по два больших подноса, заставленных баночками и скляночками. Одни из сосудов дымились, по стенкам других стекали капли.

Врач приступил к делу. Сначала он заставил консула выпить чашу с густым, резко пахнущим настоем, после чего скормил ему пару пилюль, слепленных из порошка, куда входила и цветочная пыльца, и толченая кожица, срезанная с ноздрей убитого тигра, и редкий минерал, и… Короче, состав был очень сложным.

«Напоив и накормив» пациента, Лян натер ему спину густо-зеленой мазью, от коей тянуло болотным духом, перевернул – и намазал грудь жгучей розоватой кашицей. Прикрыл размазанное снадобье тряпицей, и укрыл консула теплым одеялом из меха лисы.

Неведомые зелья оказали волшебное действие – бледное лицо Публия порозовело, и сиятельный заснул.

Чжугэ Лян сделал знак хранить тишину и поманил всех за собой, оставив Давашфари дежурить у постели. Гефестай выпучил глаза от подобной вольности, но женщина лишь улыбнулась, поклонилась Ляну и присела на краешек кана – сторожить сон больного и просто быть рядом.

Сергий почти успокоился. Он и в будущем-то верил китайской медицине, а в эти времена лучшей и вовсе не знали. Оставался один-единственный вопрос: как долго протянется ожидание? Как скоро выздоровеет больной? Они-то могут немного подождать, но хватит ли терпения у Орода…