[2] Флавий Аэций — т. н. «последний римлянин». Трехкратный консул (432, 437 и 442 годы). Наиболее знаменит своей победой над Аттилой в битве на Каталаунских полях в 451 году.
Часть 3 — Медведь-шалун
Геральт из Ривии, Йеннифэр из Венгерберга
Глава 1
— Ты участвовал в сражении в проливе Карпатос, — обратился Василевс к командиру, что возглавлял флот дома Сарантапехос. — Как Василию удалось победить магометан?
— Я не знаю. — Вполне честно произнес Андреас.
— Не знаешь? Ты же был там!
— Был. Но я видел очень мало. Корабли Яро… Василия пошли вперед, выстроившись в колонну. Это было необычно. Потом с них полетели зажженные стрелы. И очень скоро все вокруг запылало. Но от такого количество зажженных стрел ТАКИХ пожаров образоваться не могло.
— Говорят, что Ярослав… то есть, Василий, — встрял его помощник и заместитель, — применял особые зажигательные снаряды для пращи.
— Греческий огонь? — Оживился Лев Математик, присутствующий при разговоре как консультант, будучи самым эрудированным человеком Империи.
— Он называл жидкость, что там была, духом дерева. Такая прозрачная водица с резким запахом.
— Он не говорил, как он ее получает? — Поинтересовался Лев.
— Какая разница? — Прервал его Василевс. — Ладно. Хотя бы с этим разобрались. Получается, что Василий применил что-то похожее на греческий огонь, придумав как его метать на большое расстояние. Рискованно. Очень рискованно. Он мог спалить собственные корабли.
— Мог, — согласился Лев.
— Но Всевышний ему благоволил и обошлось, — заметил Фотий.
У Вардана от этих слов аж скулы свело. Василевс потер виски, которые вновь стали пульсировать от раздражения. И сдержался от едкого или слишком резкого комментария. Очень хотелось. Но он вспомнился разговор с Василием во время личной встречи…
— А все эти игры — плод их больного воображения, — тогда заметил Ярослав. — Они так привыкли интриговать, что жить без этого не могут. Посади их вместе с молчаливым дубом в одну кадушку — и там какую-нибудь интригу попытаются с его участием провернуть. Константинополь — проклятое место…
Василий сдержал свое слово. И ни он, ни его люди на берег в Константинополе или его окрестностях ни сходили. Сам же он пристал к пирсу на шлюпке и оттуда вел беседу с Варданом, что стоял в двух шагах. Его люди предварительно перебрались на соседнюю шлюпку и отплыли. Аналогичным образом поступила и охрана Василевса, отойдя подальше и не мешая приватной беседе.
— Ты знаешь, почему погибла великая и единая Римская Империя, что простиралась от Либии до Британии и от Междуречья до Испании? — Тогда спросил его Василий и сразу же сам ответил. — Интриги и внутренние распри. Аристократы тянули одеяло на себя. Император — на себя. Как результат — одеяло порвалось. Сначала пополам. А потом западная его часть оказалась разодрана в лоскуты. Восток ждет тоже самое.
— Ты так в этом уверен?
— Мне позволили заглянуть в будущее. Если бы все шло, как шло, то в 1204 году от Рождества Христова Константинополь захватили бы латиняне. Германские варвары. А в 1453 году — магометане, предварительно заняв Малую Азию и Балканы. И это несмотря на то, что в XIII веке с востока вторгнется огромная орда степных кочевников. Новый Аттила, что покорит народы по всей протяженности Великого шелкового пути и пойдет дальше. Если бы не он, то Константинополь под ударами магометан пал бы намного раньше. На пару веков раньше.
— Если бы все шло, как шло? — Пронзительно посмотрев на нашего героя, спросил Вардан.
— Да. И я делаю все, для того, чтобы изменить это будущее. Все, для того, чтобы отразить угрозу от Империи. От всей европейской цивилизации. Ты даже не представляешь, какой ужас ее ждет.
— Поэтому ты отвернулся от христианства?
— Во имя Господа будет убито, замучено и ограблено больше людей, чем во имя всех иных целей вместе взятых. Эта вера как чума будет выкашивать людей. Бог в христианстве — это любовь? Черта-с два! Это жертва… это смерть… это потери… это самоотречение… Сколько уже зарезано людей из-за того, что они верят неправильно? Тех же иконоборцев или иконопочитателей или иных? И поверь — будет зарезано еще больше. Намного больше. Да, в христианстве масса добрых и светлых людей. Но этот Лик Всевышнего чрезвычайно опасен. Ни один Лик войны не принесет столько боли и разрушения, сколько Лик Жертвенности, возведенный в державный статус.
— Если все так плохо, то почему не принял ислам?
— Если бы я думал, что ислам лучше, если бы я думал, что он позволит избежать этой беды, то ни медля ни мгновения, перешел бы в него. Но, увы… ислам не лучше. У него даже больше проблем.
— Поэтому ты принял язычество?
— Я вернулся к старой вере, которая хоть и была не такой стройной, но и не такой разрушительной.