Наверное, это было очень глупо и наивно, но он хотел попробовать построить новый мир, в котором все будет по-другому. Мир, в котором ты не рождаешься грешным рабом, но человеком. Мир, в котором в тебе не культивируют чувство вины на протяжении всей твоей жизни, а призывают отвечать только за те поступки, что ты совершил. Мир, в котором у тебя не отнимают последний кусок хлеба с обещанием какого-нибудь очередного Светлого будущего.
Не потому, что ему было жалко людей. Нет, ему было плевать на них. Его интересовала только судьба своих близких… своих потомков. И тех людей, что станут их окружать.
Ярослав вдруг осознал это свое жгучее желание. А вместе с тем его сердце кольнула боль от понимания – такого никогда не будет. Он не сможет преодолеть тренд. Он не сможет сломать то, что строили вот уже несколько веков многие тысячи богатых и влиятельных людей.
Но разве это был повод отвернуть?
Сражаться гибче – да. Играть тоньше – безусловно. Но продолжать идти вперед без единого, даже самого призрачного шанса на победу. Без даже отголоска надежды на успех. Но все равно сражаться. Если потребуется – со всем миром. Почему? Он не знал. Просто какая-то сила у него внутри не позволила бы ему жить, опусти он руки или смирившись с текущим положением дел. И если бы кто-то в этот момент заглянул ему в янтарные, практически золотого цвета глаза, то ужаснулся бы от ярости и решительности, что плескалась в них.
– Глупо… – тихо произнес Ярослав, наконец осознав это свое жутковатое желание.
– Они думают, что битва с мадьярами тебя ослабила, – уважительным тоном произнес наместник Херсонеса, что стоял рядом, на его корабле. Он не знал тех мыслей, что пронеслись в голове нашего героя, а потому судил только по тому, что видел. Ярослав на него скосился. Грустно улыбнулся. И решил поддержать эту игру.
– Откуда они знают об этой битве?
– Еще до того, как ты прибыл ко мне в город, новость о твоей славной победе перестала быть новостью. Вся степь наблюдала за вашей схваткой.
– Но ты ведь знал, что я почти не понес потерь. Один убитый, два тяжелых и полтора десятка легко раненных. Разве это то, что могло бы ослабить легион комитатов?
– Об этом я узнал только от тебя. В степи говорили о великой битве. И о том, что ты победил, но не стал добивать врага. Многие в степи посчитали это за слабость. За то, что вы сражались наравне, и мадьяры, проиграв, нанесли тебе тяжелые потери.
– Ясно, – безучастно произнес Ярослав.
«Вся степь следила, значит, – пронеслось у него в голове, а золотые глаза полыхнули новой вспышкой ярости. – Как шакалы…» – подумал Ярослав, но никак не выразил словами своего раздражения.
– К бою! – громко скомандовал консул Нового Рима. А потом повернулся к наместнику Херсонеса и добавил: – Идите на свой корабль. Держитесь в стороне. Ваши суда не пригодны к морскому бою, и я не вижу смысла в лишних потерях среди подданных Империи.
– Да, цезарь, – покорно кивнул наместник и поспешил к шлюпке, что трепыхалась строптивой козой, болтаясь на привязи у борта «Черной жемчужины».
Как только наместник Херсонеса спустился в шлюпку со своими людьми и отвалил от борта, вся дюжина джонок Ярослава начала перестраиваться. Так же, как и в проливе Карпатос, они встали в колонну. И, подняв все возможные паруса, пошли вперед, стараясь набрать как можно большую скорость. Ибо масса, скорость и высокие борта были для них основой защиты от превосходящего числом противника.
Византийские же корабли притормозили и стали ожидать в стороне окончания схватки. Да какой схватки – избиения младенцев.
Ордер кильватерной эскадры пошел по касательной к надвигающемуся на него москитному флоту. Больших кораблей там не было. Лишь то, что годилось для пиратства в прибрежных водах. Потому как византийские дромоны все еще доминировали в регионе и с ними никто не хотел связываться. И слова Ярослава о том, что дромоны наместника не пригодны к морскому бою, задели византийца, что пошел за ним в поход на Дон. Но ровно до того момента, как он увидел, какой ужас начался среди врагов этого страшного человека.
То там, то здесь вспыхивали небольшие суденышки от попадающих в них небольших керамических снарядов пращей. Бесконечным роем сыпались зажигательные стрелы, которые в этот раз Ярослав решил снабжать еще и свистящими втулками. Дорого. Но эффект от психологического давления того стоил.
А те несчастные, что подходили слишком близко к кильватерному ордеру больших джонок, знакомились с сулицами. С БОЛЬШИМ количеством сулиц, которые обильно летели в них сверху, с высоких бортов.
Эскадра Ярослава шла по широкой дуге, заходя с юга и стараясь отрезать москитный флот от берега. Дерзко. И непонятно. Поначалу непонятно. Когда же весь южный фланг этой толпы суденышек заполыхал, а вода между ними наполнилась трупами и спасающимися вплавь, то было уже поздно что-то предпринимать. Момент был упущен. И остановить ордер не представлялось возможным.