Консул Содружества

– Вот это я понимаю! А то Консул, Консул…

…Дно у колодца все-таки было. Точнее, не дно, а та сторона.

Наш водяной лифт испарился в голубом сиянии. И все мы поняли, что наверху был не зал, а так – предбанничек. Скромное ледяное крылечко необъятной страны

Зодчего.

ЭПИЛОГ

–…А потом я лично отвез нашу Северину ван Гримм на Догеус. Это одна из ближних центаврианских колоний. Милое местечко. Там обязательно что-нибудь цветет, даже грибы. Население – сплошные аграрии. Коэффициент религиозности – восемь с половиной. Хурманчей много…

– Догеус? Что-то смутно припоминаю… Слышала, кажется, – откликнулась Аля Лаура. Она методично чистила апельсин пилочкой для ногтей. – Это там, где полный двухдневный психокарантин для въезжающих расы Т?

– Точно!

– Да вы герой, Серж! Вытерпели сорок восемь часов сурдокамеры!

– Пришлось, – скромно потупился я и замолчал. – Шум прибоя услужливо заполнил паузу. – Понимаете, Аля Лаура, после всего этого майянского сумасшествия я поклялся себе, что больше не доверю Северину ни одному, прошу прощения, мудаку. Кроме ее родителей, конечно.

– Так что, выходит, у нее все-таки были родители? – Изумилась Аля Лаура. Изумление это было неподдельным. Когда Вок поведал мне о том, что Вукуб-Цикин не Шгирота, я сам дар речи потерял. – Почему же они не подали заявку в Бюро Розыска?

– Потому что они знали, где Северина.

– Гм…

– Да, мне тоже поначалу казалось это странным. Но в том, что центаврианцы в этом вопросе устроены так, как мы. У них в высших кастах, особенно у спиритуалов, попадаются такие антикварные типы… Нам же представить себе сложно, что такие бывают.

– Нет, я понимаю, многие земные родители тоже не очень-то заботятся о своих детях. Как педиатр, я немало таких повидала…

– Дело не в том, что они не заботились. Видите ли, Лаура, они считали, что у их девочки есть предназначение. И что ее предназначение – помочь Воинам Обновления. Повстречаться с Мастером Мысли, спасти Грин. Они были совершенно уверены, что с девочкой ничегошеньки не случится. И даже не удивились, когда я им ее привез. Папаша тут же благодарственный молебен закатил, все как у людей… Вы бы это видели, Аля Лаура! Я был сразу после сурдокамеры, так мне вообще крышу чуть не снесло ко всем чертям!

– Ну дела… – Аля Лаура по-свойски протянула мне половинку апельсина.

Сидя на берегу зеленого моря, мы жевали кисловатое яблоко греха, исчадие местной гидропоники, и глядели в сиреневую вечернюю даль. Тревожные крики голодных чаек, йодистый ветер треплет вихры, стремительно остывает желто-серый песок. Прибой исправно вылизывал пальцы наших ног с частотой восемь облизываний в минуту.

Да, это был искусственный пляж моего родного пехотного госпиталя на Декстра Порте. При реабилитационном центре «Наша победа».

Вода, искусственно обогащенная солями, минералами и микроэлементами до показателей Средиземного моря, колыхалась в нужном ритме волею соответствующих механизмов. Томное голографическое солнце с требуемой степенностью пряталось за живописную гору с белой беседкой. Зыбкая даль, облепившая купол, который метрах в двухстах от нас исподволь скруглял картину, вроде как подергивалась золотистой дымкой.

– Красиво, правда? – вдруг сказала Аля Лаура и набрала полные легкие умело смешанного в камерах, скрытых в «горе», воздуха.

Я опешил. Почему-то мне казалось, что Аля Лаура – из тех, кого подобные подделки под природу должны либо раздражать, либо оставлять равнодушными. Но чтобы вот так – «красиво».

Два бледных и тощих, как угри, рядовых пехотинца козырнули мне («здравия желаем, сениор сержант!») и поставили свои шезлонги в трех метрах от нас. Затем они живенько разделись и побрели в воду – совершать свое вечернее омовение, прописанное доктором.

На спине одного из них, прямо над поясом купальных шорт, синел змеистый шрам, шедший вдоль позвоночника до самых лопаток. Жилистые ноги его товарища имели цвет спелой тыквы. Хоть я и лопух в таких делах, но знаю, что такой цвет у кожи появляется, когда ее обрабатывают регенераторами в отделении противоожоговой терапии. Сам там был – после Эсквемелина.

– Я понимаю, что это как-то глупо звучит. Такие места не полагается называть красивыми. —"Красиво" можно говорить только про слабозаселенные планеты, дикая природа и всякие девственные леса, – уловила мое замешательство наблюдательная Аля Лаура. – Но я выросла на таком пляже, на космодроме Сеттел, астероид в системе Пелопоннес-К. Мой отец был тератором такого заведения. А заодно – уборщиком, билетером. Обычно я играла в куклы в кондиционерной. Как-то раз я из шалости изменила параметры водной смеси, так что море получилось синим, как чернила, и густым, как шоколадный ликер. Тут-то наших ройбер-крабов и начало по одному заклинивать. А какой-то ветеран после этого вылез на берег, подошел к отцу и говорит: «Прекрасно! Всегда мечтал посетить учебные грязи!» '

Мы оба расхохотались.

Признаться, отчасти я хохотал над самим собой. Над придуманным мною же самим образом Али Лауры.