Консультант

— А… Это хорошо. Хотя может и не сам. А я из-за вируса.

— Какого?

— Ты не слышал?

— Грипп?

Пришелец начал перебирать пальцами, бормоча невнятное и что-то считая.

— Пандемия. Значит ты из другого. Но ты точно не за стеклоидов?

— Нет.

— Это хорошо. У них там всё хорошо. Это они так думают. Но это завеса, бред. Они уже покойники. А я здесь, а ты из другого…

— Из другого чего?

— Измерения. Их шесть. Антистеклоиды раскалывают реальность и разводят её по разным измерениям. Из трёх обычных измерений меняют одно и Бац! — новая реальность. Шестью шесть — тридцать шесть. Тридцать шесть комбинаций. Там вообще всё, и застеколье, в одном ты, в другом я. То есть наоборот. В одном я, в другом ты. Меня сначала уволили. Директор пришел и сказал, чтобы все шли на прививки. А директора одни слушали, а другие нет, а он за стеклоидов. Бунаков, директор, говорит, кто не привьётся — всем маски носить, и премию не дадут. Что ничего страшного. Максимум — умрёте. Тогда, нормально, говорит, похороним. Не о чем беспокоиться. А я говорю, мол, мы вас, если что, тоже нормально закопаем. Обиделся, наверное.

— А какие маски?

— Обычные, медицинские. А они не помогают. А ты не знаешь. Значит ты точно из другого. У вас там вируса нет. У вас точно нет. А у нас маски.

— А сюда ты как попал?

— Я ходил зеркалиться в Измайловский. Лёг, всё как надо, но меня не берут. Антистеклоиды всё точно знают и видят. А ты им бы понравился. Если ты не в маске, значит из другого и тебе ещё можно попробовать. Ты бы им… Ты говоришь мало и спокойный. Такие думают. Ты бы им понравился. Будешь пробовать?

— Что попробовать?

— Отзеркалиться. Ну, понимаешь, приходишь, ложишься, думаешь правильно, и появляются зеркала. Отвечаешь на вопросы и тебя забирают.

— Куда?

— В другие измерения.

— К стеклоидам?

— Нет. Их не спрашивают. Их просто переносят и замедляют. А потом, наверное, совсем останавливают. Понимаешь, антистеклоиды всё решают, когда становится плохо. Там тридцать шесть реальностей. И это только для нас.

— Может и рай с адом там же?

Сказав это, Лёха на секунду испугался, не заденет ли тема чего больного. Тихий псих лучше буйного, по крайней мере пока совсем тихий и только говорит.

— Да! Да! Всё там! Там всё есть! Но оно не такое, как мы представляем. Там всё умнее. Давай сбежим и ещё попробуем?

— Мне не надо бежать.

— Не беги. Но когда выйдешь — обязательно попробуй. Приехать в Измайловский парк и лечь, и правильно думать. Будет тяжело, потом легко, потом спросят. Говорить не нужно. Правильно думай, они всё видят. Я пойду уже?

— Иди.

Голова скрылась за дверью. Потом появилась рука и сделала два движения, какими вкручивают лампочку.

— Берегись стеклоидов!

И всё закончилось. Что он там говорил про тяжело, легко и зеркала? Походу я чуть прямо отсюда не отзеркалился. Или из своего мира отзеркалился. В психушку. Тридцать шесть миров. Забавный псих. Хоть кино снимай. А потом, после некоторого напряжения, вызванного странной беседой, полегчало и он не заметил как уснул.

Утром в окно смотрело тёмно-синее небо, с одной стороны более светлое. Уже совсем не зимний рассвет. С темной половины неба в сторону востока смотрел тонкий выгнутый серп луны.

А потом заметил на подоконнике таблетку. Стоп! Если таблетка снова на месте, то… Но память просто кричала ему, напоминая, что таблетка была проглочена! Блин! Только Дня сурка мне не хватало! Но я пришел в палату к вечеру, а сейчас утро. Если я попал в «День сурка», то почему вернулся в утро? Значит я не пришел сюда к вечеру. Тогда сколько я тут? И был ли тот разговор с психом? Или он приснился? Второе выглядело правдоподобно и больше устраивало. В животе протяжно сработал вибросигнал. Люська! От Люськи было четыре длинных смс-ки. Дочитав последнюю, Лёха почувствовал себя почти подлым беглецом. Он закрыл глаза и решил провести в дрёме и неподвижности ещё с полчаса. Минут через двадцать, когда в неподвижные руки стали прокрадываться холодок и иголки, ощущение покалывания, в коридоре послышались мягкие неторопливые шаги. Потом кто-то проследовал более быстро, но также мягко, как в тапочках. Потом снова стихло, и среди тишины вдруг начала открываться дверь.

Глаза открылись мгновенно, потому что он не слышал, как подошли к двери. Лёха приготовился снова увидеть худое серое лицо с клочками стекловаты вместо волос, но в дверь заглянула голубоватая шапочка, от шапочки в сторону качнулась черная прядь, пронзительно тёмные глаза встретились с его взглядом. В довершение, как пик напряжения, из-за двери показалась тонкая рука с маникюром. Пальцы медленно показались из-за двери и обхватили её белый край. Движение показалось ему таким медленным, словно это была лапка хамелеона или когти ленивца.

— Утро доброе! Как спалось? Завтрак в конце коридора направо.