Анна подошла к нему почти вплотную.
— Отпусти меня.
Тарас легонько ударил кулаком в стену.
— Я дал тебе развод, малыш.
— Но не отпустил.
— Я не понимаю, чего ты хочешь.
Он сел на пол, прислонился спиной к стене. Анна опустилась рядом, едва не касаясь его плечом.
Многоэтажка шумела: гудели трубы, хлопали двери, ругались соседи, но их двоих окутывала плотная тишина. Она создавала иллюзию спокойствия. Усмиряла. Врала, что все хорошо.
— Так странно, твой телефон не трезвонит бесконечно... — похоже, Анна чувствовала то же, что и Тарас.
— Я отключил звук.
— Не похоже на тебя.
— Я меняюсь.
Когда она сидела вот так, рядом, Тарасу казалось, что все осталось по-прежнему. Никаких скандалов, развода, ее побега в другой город. Они же были прекрасной парой. Дополняли друг друга, тянулись друг за другом. Ему нравилось ощущать ее близость: и духовную, и физическую. Эта мысль оживила воспоминание: зима, за окном валит снег, они лежат на постели в своей спальне. Южный загар Анны почти стерся, ее светлая ладонь блуждает по его смуглой груди, опускается на живот, скользит ниже. Ее кожа чуть прохладнее его...
— Пойдем, Машку пораньше из садика заберем, она так давно тебя не видела.
Тарас вскинул голову. Как жаль, что они сейчас не в той спальне.
— У меня есть предложение получше, — он приподнял рукав ее майки и поцеловал обнаженное плечо. Потянулся к ее губам, нырнув ладонью под майку — нижнего белья не было. Сжал грудь: теплая, мягкая.
— Тарас! — Анна вскочила, ее щеки пылали.
— Что — Тарас! — он смотрел на жену снизу вверх. С этого ракурса от колыхания ее груди под майкой пересыхало в горле.
— Какого черта?!
— А что такого?! Я — единственный мужчина в твоей жизни. А ты моя единственная женщина. И что нам теперь — подыхать?!
— Я не прошу хранить мне верность!
— Знаю, это мое решение, — он попытался ласково ее приобнять.
Анна вырвалась, попятилась, уперлась спиной в стену.
— Уходи! Если еще раз явишься без предупреждения, я сменю замок!
Тарас наступал.
— Гонишь меня из моей же квартиры?
— Я заслужила ее целиком, а не только право в ней жить!
— Официально после развода я не должен тебе ничего, кроме алиментов и половины велосипеда.
— Я воспитываю твоих детей!
— Это твой выбор!
Тарас рванул на Анне майку — она с треском разошлась до горловины. Намотал куски ткани на кулаки и рванул еще.
Анна вскрикнула, прикрылась руками.
— Я вызову полицию, — спокойно, с влажными глазами произнесла она.
— Вот такого ты теперь обо мне мнения? — Тарас унялся, отступил. — Ничего я тебе не сделаю. Скажешь своему мудаку, что его майку порвал твой муж.
— Мой бывший муж, — с дрожью в голосе произнесла Анна.
Тарас криво улыбнулся. Не спеша надел рубашку, застегнул манжеты.
— Передавай привет детям, — он склонился, чтобы поцеловать Анну в уголок губ. Она резко повернула голову — поцелуй пришелся в щеку. — Ты же знаешь, я никогда бы не поднял на тебя руку. Так ведь? Малыш? — он уперся лбом в ее лоб. — Ну? Я не уйду, пока не пойму, что у нас снова все в порядке.
Анна медленно подняла голову.
— Тарас... — уголки ее губ дрогнули в улыбке, затем опустились, как у ребенка. Снова дрогнули. — У нас с тобой все в порядке.
— Мы женаты одиннадцать лет, а у меня до сих пор от тебя крышу сносит. Это же невероятно, правда? — он улыбнулся, притянул ее к себе. Анна поддалась. — Прости меня, ладно?
— Я работаю над этим.
— Шутишь... Люблю, когда ты такая, — он поцеловал ее в губы. — Мне и вправду пора. Вечером презентация журнала, времени в обрез. Убегаю. Люблю. Пока...
Он вышел из квартиры с легким сердцем. Улыбаясь, сел в машину.
— Анна одна приехала? — спросил Тарас, включая мобильный.
— Нет, — ответил Русый.
— Номер запомнил?
— Конечно.
— Вот и хорошо. Давай уже, поехали! Тридцать восемь пропущенных вызовов, чтоб его...
Примечание 2
Лео точил карандаши перед открытым окном.
Солнце опускалось над парком, раскрашивая оранжевым стены в квартире. Тени становились ярче и четче. Приглушались звуки. Или это его сердце билось все громче?
Сейчас бы надеть кроссовки и рвануть в парк. Пробежка прочищает голову лучше любого психолога. Потом холодный душ — и Лео смог бы спокойно заниматься своими делами, ожидая звонка от Анны. Но ощущение — словно предчувствие — было такое, что она придет сама, без звонка, и потому никакой пробежки.
Лучше бы он остался у ее подъезда. На всякий случай.
Кто-то негромко забарабанил в дверь кулаком, хотя звонок работал. Лео бросился открывать.
Анна стояла, опустив голову. Она выглядела так, будто попала под дождь: вся сжалась, дрожала, хотя ее платье, темно-синее, в крохотные белые бабочки, было сухим. Как же Лео захотелось обнять ее, прижать к себе! Он отступил. Махнул рукой: входи.
Что произошло? Как ты? Что ты чувствуешь? Что мне сделать? Хочешь, я заварю чай? Укутаю тебя пледом? Можно тебя обнять?..
Лео откашлялся в кулак.
— Где дети?
— Отвезла маме на работу, — бесцветным голосом ответила Анна.
Она прошла в кабинет, остановилась у окна с видом на парк. Солнце уже скрылось за деревьями, только над черными верхушками алела тонкая полоса.