Лана была готова поклясться, что не неловкость от создавшейся ситуации заставляет его отводить глаза. И, уж точно, не чувство вины. Шеф разведки Легиона смотрел на кого-то или, как минимум, на что-то, словно вопрос задавал. Откуда-то вдруг пришло понимание, что ни в коем случае нельзя дать понять, что она заметила этот безмолвный обмен мнениями.
– Понимаю.
– Карьеры не жалко?
– Это не первая моя карьера, сэр. Если выживу – и не последняя. Гражданство дадите? Потом, когда всё утихнет?
– Обязательно, – кивнул полковник. Совещание, о котором ей не полагалось знать, похоже, закончилось, и Дедуля явно был доволен результатом. – Но гражданство потом, а сейчас я обеспечу тебе транспорт и сопровождение до этого твоего каноника. Ты взяла барьер, девочка. С запасом. Говоришь, Легион не потеряет тебя? Ты тоже не потеряешь Легион. Никогда. Потому что ты наша, лейтенант Дитц, а Легион своих не бросает.
Горовиц вдруг улыбнулся, широко и открыто, как редко улыбался кому-либо.
– Да, ты не ослышалась. Лейтенант. Все остаётся при тебе, и выслуга, и чин. И только от тебя зависит, дослужишься ли до генерала. В общем, зови Дюпре, сейчас всё будет. Смотаешься до этого своего каноника, не переживай. А после – лечиться, сразу! Сдохнуть не смей и думать. Ты мне нужна. Потому что комиссию создадут, и свидетель ой как понадобится. Мы, конечно, постараемся придержать разбирательство хоть немного, но… Понятное дело, официально мы тебя не просто вышвырнем, а уже вышвырнули, сразу после Джокасты. По причине психической неустойчивости. Ничего-ничего, не морщись, надо продержаться только до смены статуса планеты. А потом, сразу же – добро пожаловать домой!
Впоследствии Лана никак не могла восстановить в памяти последовательность событий ближайшего получаса. Она помнила приветственные вопли бывших сослуживцев – когда, поддерживаемая Дерринджером, почти выползла из покоев аббата на залитую вечерним солнцем площадь. Она помнила, как пыталась сформулировать для Эрни предложения относительно дальнейшей судьбы девиц из борделя.
А вот когда сквозь толпу протолкался Аль Силва в сопровождении хмурой Греты, рычащей в ответ на любую обращенную к ней реплику? До того, как ей сказали, что всех девиц и хозяйку заведения попросту перерезали? Или после?
Она помнила, как под её взглядом сделал попытку попятиться Стэнли Эккер. Но успела или нет Грета к этому моменту обнять Кима, оказавшегося давним её знакомцем и как бы даже не бывшим любовником?
Перелёт до Ноттингема в лёгком челноке, на котором капитан Силва прибыл на планету, она не запомнила вообще. Сказались, должно быть, лошадиные дозы всего подряд, которыми, с трудом придя к одному знаменателю, накачали её лекари. И Лана, с одной стороны, была им благодарна за отсутствие боли. С другой же – ей надо было подумать, а думать не получалось. И говорить не получалось. Но это и не потребовалось.
Оказалось, что умница Дон, ломовик Альберто Силвы, взял в разработку кусочек переданной с чёток записи, относящийся к короткому пребыванию Ланы в соборе Святого Варнавы и комнатах каноника. Не по собственной инициативе, разумеется. Просмотрев запись встречи Ланы и отца Пола, капитан Силва очень, очень рассердился. И принял вполне самостоятельное решение побеседовать с каноником о таких старомодных вещах, как хорошие манеры, например. Или законы гостеприимства.
И теперь все подходы к упомянутым комнатам, а также сторожевые системы, определённые Доном по каким-то одному ему понятным признакам, были доведены до сведения Эрнестины Дюпре, сержанта Дерринджера, ещё пары отобранных Эрни сопровождающих и самого Шрама. Лане ничего говорить не стали. Чего ради? В кабинет каноника, находящийся на третьем этаже, её, как и Силву, просто-напросто внесли. Через окно. На то и гравикрылья в сочетании с ночной темнотой. Всё-таки и в Средневековье есть свои плюсы. Никакого тебе уличного освещения, например. Никаких наружных камер слежения и прочих неудобств для домушника.
И на окне-то как раз никакой защиты не было. Зачем, собственно? Отвесная стена, ни деревьев рядом, ни плюща. Вот так и палятся дилетанты.
Теперь оставалось только дождаться фигуранта, которого непонятно, где носили черти. Вечерняя служба давно закончилась, пора бы святому отцу баиньки… Лана даже задремала, сидя у стола в кресле, принадлежащем самому канонику. Но сразу проснулась, услышав на лестнице характерные шаги. Каноник слегка шаркал левой ногой при ходьбе, так что сомневаться не приходилось. Явился.