Контакт

— Ну, мы только сделали копии. Все, что было у вас в головах, осталось на месте. Поверь-ка. И скажи, если чего не хватает, — он ухмыльнулся и продолжил. — Ваши телепередачи не могут содержать всего, что нас интересует. Конечно, они великолепно характеризуют ваш технологический уровень и еще кое-что… Но мы не могли извлечь из них важную для нас информацию даже косвенным путем. Возможно, ты ощущаешь сейчас известное вторжение в тайные уголки души…

— Ты шутишь?

— Просто у нас было так мало времени.

— Значит, экзамен сдан? И на все вопросы мы отвечали во сне? Так провалились мы или нет?

— Все совсем не так, здесь у нас не шестой класс.

Когда он умер, она как раз училась в шестом.

— Не думай, что мы межзвездные шерифы, разбирающиеся со всякими нарушителями галактических законов. Правильнее видеть в нас службу галактической переписи. Мы собираем информацию. Я знаю, вы считаете, что у вас нечему поучиться, раз вы такие отсталые, раз у вас примитивная техника. Но у цивилизаций имеются разнообразные достижения.

— Какие же?

— Ну, скажем, музыка. Добролюбовность — мне нравится такое сочетание слов. И сны. Люди видят прекрасные сны, хотя по телепередачам с Земли об этом и не догадаешься. В Галактике есть культуры, которые торгуют снами.

— Значит, вы направляете межзвездный культурный обмен и вас интересуют именно эти вопросы? А вы не боитесь, что какая-нибудь хищная и кровожадная цивилизация придумает свои звездолеты?

— Я же сказал, что мы всюду приветствуем добролюбовность.

— А если бы нацисты сумели овладеть всей нашей планетой, а потом изобрели межзвездные корабли, вы вмешались бы?

— Ты удивишься, если узнаешь, насколько редко такое случается. Агрессивные цивилизации в конце концов сами уничтожают себя. Такова их природа. Они ничего не могут с ней поделать. Нам остается только предоставить их самим себе и принять меры, чтобы их никто не потревожил, чтобы они сами решили свою судьбу.

— А почему вы не оставили нас в покое? Я не возражаю, просто пытаюсь понять принципы галактической переписи. Ведь в первой нашей передаче вы увидели Гитлера. Почему же вы пошли на контакт?

— Конечно, кое-что пугало. Признаюсь, мы были глубоко обеспокоены. Но музыка говорила о другом. Бетховен свидетельствовал, что надежда еще не потеряна. Мы специализируемся по сложным случаям. И поэтому решили немного помочь вам. Многого предложить мы не можем. Понимаешь? Принцип причинности налагает известные ограничения.

Нагнувшись, он поболтал руками в воде и теперь вытирал их о брюки.

— Вчера мы заглянули в вас. Во всех пятерых. В каждом намешано многое: чувства, воспоминания, инстинкты, заученные навыки, прозрения, безумие, сны и любовь. Любовь имеет весьма существенное значение. Словом, интересная смесь.

— И все за одну ночь? — попыталась она поддразнить его.

— Пришлось поторопиться. У нас напряженный график.

— Ну, если чем-нибудь…

— Нет, если мы не создаем консистентную каузальность[56], она образуется сама, но это всегда хуже.

Она не поняла его.

— «Создаем консистентную каузальность», — мой папа так бы никогда не сказал.

— Сказал бы. Разве ты не помнишь, как он разговаривал с тобой? Он был начитанный человек и всегда общался с тобой как с равной. Или ты забыла об этом?

Она не забыла. Она вспомнила. Про мать в доме престарелых.

— Великолепный кулон, — произнес он в той самой сдержанной манере, которую, по ее мнению, отец непременно приобрел бы, доживи он до ее лет. — Кто тебе его подарил?

— Ах, это, — сказала она, прикоснувшись к медальону. — Дело в том, что я не слишком хорошо знаю этого человека. Он испытывал мою веру… Он… Но вы и так все уже знаете.

Он опять улыбнулся.

— Я хочу знать, какого мнения вы о нас, — требовательно спросила она. — Какую оценку мы заслужили?

Он не медлил с ответом:

— Я просто удивлен, что вы управились со всем так хорошо. Вы не располагаете теорией социальной организации, пользуетесь удивительно отсталой системой экономических отношений, не имеете никакого представления о механизме исторического предвидения, к тому же ужасно плохо знаете самих себя. Но, учитывая то, насколько быстро меняется ваш мир, остается только удивляться, почему вы еще не разнесли себя в мелкие клочья. Поэтому-то мы и не хотим списывать вас со счета. Вы, люди, обнаружили известный талант и приспособляемость… по крайней мере в нынешних условиях.

— Таково ваше мнение?

— Это одна сторона его. Дело в том, что цивилизации, даже не имеющие долгосрочных перспектив, вовсе не кишат во всей Галактике. Приходится или преобразовывать себя, или встречать свою судьбу.

Ей хотелось бы знать, как именно относится он к роду человеческому. Испытывает ли сочувствие? Или же только любопытство? Или вовсе ничего — просто выполняет повседневную работу? Может быть, в сердце своем — или каким-то эквивалентным ему органом — он считает человека… чем-то вроде муравья? Но она не могла заставить себя спросить об этом. Наверное, потому, что слишком боялась ответа.