Контактов не будет

3. Персональное дело.

После краткой, но сложной процедуры, во время которой у присутствующих испрашивалось одобрение повестки в целом и проводилось поочередное голосование ее составляющих, а также выяснялось желание чем-либо дополнить круг рассматриваемых вопросов, слово для доклада по пункту первому было предоставлено главному инженеру.

Что может быть выразительнее сухого языка цифр?! Доложив собранию, сколь достойно выполнен план во всех отделах, Кирилл Мефодиевич перешел к оценке деятельности руководимого им института в целом. До сведения членов профсоюза было доведено, что вследствие выполнения квартального плана на 112,36 процента наряду с достигнутыми успехами по новой технике, экономией электроэнергии, а также значительных неиспользованных резервов фонда зарплаты каждый винтик этой огромной и отлично слаженной машины может рассчитывать на весомую добавку к получаемой зарплате в соответствии с действующими премиальными положениями.

Воспламенив сердца холодным жаром чисел, главный инженер поблагодарил за внимание и скромно сел на место, поощряемый к дальнейшему благотворному служению обществу громкими аплодисментами.

Председательствующий бросил на него вопросительный взгляд и, уловив высочайшее соизволение, приступил к зачтению приказа.

Автор не будет утомлять внимание читателей пересказом этого документа, поскольку фотографии перечисленных в нем лиц красуются тут же под транспарантом. Достаточно только сказать, что благодарность, вынесенная Сонечке «за работу с полной отдачей», исторгла улыбку умиления даже у человеконенавистницы Уздечкиной.

Предполагал ли Марий Феоктистович, прислушиваясь к рокоту прибоя героических дел «Хипхоппроекта», что злополучная судьба готовит ему еще один удар? Нет, он целиком был погружен в невеселые думы и невольно вздрогнул, услышав после слов «…персональное дело» свою фамилию.

С изумлением и горечью слушало собрание повесть о преступлениях Стригайло. Тут было все: и рапорт Дундукова о систематическом нарушении трудовой дисциплины, и наглый уход с работы без увольнительной записки, и хулиганские действия в кино.

Закончив, Болтовой обратился к Стригайло с предложением дать объяснения по поводу выдвинутых против него обвинений.

Но что же мог сказать он в свое оправдание? Под перекрестным огнем негодующих взглядов он и впрямь чувствовал себя закоренелым правонарушителем.

— Товарищи! — Поперхнувшись, Марий Феоктистович закашлялся, что сразу поставило его в невыгодное положение. — Кхе-кхе-кхе! Дело в том, товарищи, что… в общем… со мной случилось нечто странное… я бы сказал, необъяснимое… В общем я начал… удлиняться.

— Громче! — раздались голоса. — Что вы начали, Стригайло?

— Удлиняться. — Марий Феоктистович вытянул шею и помахал головой у самой люстры.

Возмущенный гул прокатился по красному уголку.

— Перестаньте паясничать, Стригайло! — властным тоном оборвал его главный инженер. — Вы не в цирке. Можете поберечь свои сказки для дурачков. Мы сказкам не верим. Вашим сказкам не верим, — добавил он, взглянув на транспарант.

Сконфуженный Стригайло сел.

— Так, ясно, — сказал Болтовой. — Переходим к выступлениям. Кто имеет слово?

Несколько минут он сверлил взглядом присутствующих, но на всех лицах была написана такая непоколебимая решимость не высказываться, пока помыслы руководства по сему вопросу не станут общим достоянием, что умудренный опытом председатель обратился к Дундукову:

— Может быть вы, Софрон Модестович, как непосредственный начальник?

Дундуков пожал плечами и снисходительно улыбнулся.

— Ну что же, видно, придется мне.

Неискушенному слушателю могло показаться вначале, что целью выступления Дундукова была защита Мария Феоктистовича от взваленной на него напраслины. Однако, будучи опытным диалектиком, Софрон Модестович с таким искусством превращал каждый тезис в свою противоположность, что все сказанное во здравие работало за упокой. Преподнеся в заключение несколько двусмысленных комплиментов своему подчиненному, он развел руками и сокрушенно произнес:

— Платон мне друг, но истина мне дороже.

Теперь, когда сигнал был дан, уже ничто не сдерживало охотничьего инстинкта гончих.

Слово взяла Уздечкина.

— Сейчас, — сказала она проникновенным голосом, — много пишут о внутреннем мире интеллигентного человека. Известно ли вам, каков этот мир у Стригайло? Летом, когда большинство конструкторов работало на прополке, Стригайло добился освобождения, ссылаясь на ревматизм. Мы знаем теперь, что это был за ревматизм — зловеще закончила она. При этом на ее лице было то брезгливое выражение, какое можно видеть на морде старой овцы, раздавившей копытом гадюку.

После энергичного, но маловразумительного выступления юноши, наделенного столь бурным темпераментом, что он глотал слова раньше, чем успевал их произнести, перед суровым ареопагом появилась Сонечка.

Ее речь была выслушана с глубоким вниманием и искренним сочувствием.