Когда случилась революция в 1917 году, святитель Тихон проклял безбожных большевиков. И все первые революционеры погибли так, как он и предсказывал. А вся их власть оказалась недолговечной. Прославление святителя Тихона и его канонизация стали возможными после падения коммунистической власти. Сильна клятва святителя: по его слову и по молитвам Бог сокрушил безбожную власть. И вот, в феврале 1992 года в Донском монастыре совершилось обретение и торжественное открытие мощей святителя Тихона. Есть мнение, что открытие мощей святителя Тихона совпало с большими политическими событиями 23 февраля 1992 года, благодаря чему удалось избежать большого кровопролития в Москве.
6.4 ПОМОЩЬ СВЯТОГО ГЕОРГИЯ
По сюжету книги «Отец Арсений», Москва, 1993 г.
В Москве был голод. Александра, Екатерина и я пришли к отцу нашему духовному Михаилу проситься в поездку за хлебом. Мы знали, что многие уезжают с вещами в деревню и привозят хлеб. Так почему же и нам не съездить?
Отец Михаил выслушал нас, неодобрительно покачал головой, подошел к иконе и долго молился. Потом повернулся к нам и сказал: «Вручаю вас заступнице нашей Матери Божией. Возьмите каждая по образку Владимирской и молитесь ей. Она и святой Георгий помогут вам. А я за вас здесь тоже молиться буду».
Вот так мы и поехали. Всю дорогу пытались понять, почему наш батюшка святого Георгия призывал? Родные нас долго не отпускали, но мы все равно поехали. Из Москвы ехали в теплушках, где на подножках, где в тамбурах. Наменяли мы пуда по два муки и по пуду пшена. Тащим, мучаемся, но очень счастливы. Застряли далеко от Москвы. Всюду заградительные отряды отнимают хлеб. А на станциях в поезда не сажают. Идут только воинские эшелоны.
Три дня сидели на станции, питались луком и жевали сухое пшено. Пошли разговоры, что это воинский и идет в сторону Москвы. Утром открылись двери, солдаты высыпали из вагонов и пошли менять у крестьян яблоки, соленые огурцы, печеную репу, лук. Проситься в вагон боимся. Женщины говорят, что к солдатам в вагоны влезать опасно. Рассказывают всякие ужасы.
Несколько женщин, в том числе и мы, решаем влезть на крышу вагона. Ведь другого способа ехать нет. С трудом взбираемся по лесенке и втаскиваем свои мешки. Солнце печет. Распластываемся на середине ребристой крыши. Мы молимся. На крышах почти всё заполнено в основном одними женщинами. Паровоз нестерпимо дымит: топят не углем, а дровами. Наконец поезд сдвигается с места и, набирая скорость, идет вперед.
Едем. Вдруг поезд внезапно останавливается. С поезда соскакивают люди и бегут вдоль состава. Они что-то оживленно обсуждают. Поезд стоит. Мы лежим. Двери вагонов открываются, солдаты выскакивают и идут к редким придорожным кустам, смеются. Мы сверху смотрим на них.
Вдруг кто-то из солдат восклицает: «Братва, баб-то сколько на крышах!» И мгновенно происходит перемена в настроении. «Ребята! Аида к бабам!» Вагоны пустеют, все высыпают на насыпь. Многие лезут на крыши. Шум, визг.
Несколько солдат появляются и на нашей крыше. Я молюсь, обращаясь к Божией Матери. Катя, прижавшись ко мне, плачет и, всхлипывая, молится вслух. Саша сурово смотрит. И я знаю, она не сдастся, не отступит. Обходя других женщин, к нам подходит солдат – скуластое лицо, гладкая стриженая голова, бездумные раскосые глаза. Хватает меня за руку и говорит примиряюще: «Девка, не обижу». Я отталкиваю его, и начинаю отступать, смотря ему в лицо. Крещусь несколько раз. Беззлобно ухмыляясь, он наступает, протянув вперед руки.
Солдат много, и они совершенно не представляют, что делают. Им кажется все происходящее развлечением. Раскосый идет, а я отступаю. Катя кричит: «Крыша кончается». Отступать уже некуда. Снизу поднимается матрос в тельняшке, высокого роста, с озлобленным лицом, на котором сверкают большие глаза. Матрос хватает меня за плечи, отстраняет в сторону и говорит сильным, но дрожащим от злости голосом: «Спокойно, сейчас разберемся! А с крыши всегда успеешь спрыгнуть». Шагает к раскосому, бьет его в грудь и говорит: «А ну, вон отсюда!» После чего раскосый немедленно спрыгивает в провал между вагонами. Матрос идет по крыше, подходит к какому-то солдату, поднимает его за шиворот и кричит: «Ты что, контра, делаешь, рабоче-крестьянскую власть и армию позоришь?»
Солдат ругается, пытается ударить матроса, но тот выхватывает наган и стреляет ему в лицо. Падая, солдат соскальзывает с крыши и летит на насыпь. Начинается митинг. На крышах остаются одни женщины и несколько мешочников мужчин. Митинг продолжался минут пятнадцать, но паровоз стал подавать гудки. Солдаты забрались в вагоны, наскоро похоронив расстрелянного. Матрос, подойдя к нам, сказал: «Пошли, девушки, в вагон, там спокойней доедете».