Контейнер со смертью

– Обязательно! Я ведь взялся вам помогать, а когда я за что-то берусь, то всегда делаю все возможное, а часто и невозможное. Привет вам большой от семьи. Кстати, Аркадий, мы тут без вас посоветовались и приняли самостоятельное решение. Вы уж не обижайтесь, просто не успели сообщить вам.

– Что случилось?

– Ваша дочь сейчас тоже в Германии. Я подумал, что лучше ей побыть с матерью в эти трудные дни. Сиделки сиделками, а лучше родной дочери никто ведь за матерью ухаживать не будет. Вы не переживайте, она там даже зарплату получать будет. Как санитарка.

– Уф, вы меня так ошарашили. Значит, можно надеяться на положительные результаты лечения?

– Врачи полагают, что можно. Вы, главное, ни о чем не беспокойтесь, Аркадий. Спокойно делайте свое дело, а мы сделаем свое. Придет время, когда вы снова будете вместе со своей семьей и заживете новой счастливой жизнью. Вы меня понимаете?

– Понимаю. Я все…

– Тихо, тихо, тихо! – остановил Трушина Волков. – Вы ведь по служебному телефону разговариваете. Так что не надо говорить о своей работе, это ведь вопросы, как я понимаю, секретные.

В голосе Волкова сквозили откровенно насмешливые нотки. Трушин понял, что заикаться и намекать на выполнение им какого-то задания не стоит. Они оба и так знают, что Аркадий Николаевич должен сделать и как сложится после этого его судьба. Главное, что с женой теперь все будет в порядке, а потом…

– Что с вами, Аркадий Николаевич?

Профессор Пестряков взял стоявшего столбом Трушина под локоть и заглянул ему в глаза. Маленький, тщедушный профессор был очень энергичной личностью. Он сам отправился на ходовые испытания своего детища, он постоянно находился в машинном отделении, постоянно его руки и комбинезон были перепачканы, глаза сорокапятилетнего профессора светились фанатичным огнем. Он жил своими двигателями, своими системами.

– Да? – не понял вопроса Трушин. – А что такое?

– Дорогой мой Аркадий Николаевич, – почти нежно сказал профессор и повлек инженера из приемной командующего. – Я же вижу, как вы устали, вы весь на нервах, вы совсем ушли в себя и в свои проблемы. Послушайте меня, старика, кхе-кхе, – смеялся Пестряков своеобразно, как будто кашлял, – личное никогда не способствовало успеху работы настоящего ученого…

Трушин с горечью слушал коллегу, улыбнувшись его обычной фразе «послушайте меня, старика». В сорок пять лет профессора со спины можно было принять за юношу, да и лицом, если бы не очки с толстыми линзами, которые искажали выражение лица, он тоже выглядел гораздо моложе своих лет.

– Я очень сочувствую вам, Аркадий Николаевич, – сокрушенно крутил головой профессор. – Мы все переживаем за вашу супругу, но поверьте, что работа лечит. Вы ей сейчас помочь ничем не можете, а для работы вред. Кажется, вам сообщили, что супругу все-таки смогли поместить в хорошую клинику?

Трушин вздрогнул. Он полагал, что ничем не выдал темы своего телефонного разговора.

– Ну это же просто отлично! – хлопнул профессор коллегу по спине. – Это просто великолепно! Вам сам бог велел засучить рукава и работать, а остальное приложится. Надо верить в успех!

Трушин приступил к выполнению задания на следующий день. «Нарвал» вывели наконец на трехдневный пробег на максимальных режимах. Малый противолодочный корабль «Ейск», который сопровождал лодку в этом маленьком походе, держался на положенном расстоянии в пяти кабельтовых южнее. Старший лейтенант Лисин, который командовал лодкой на время испытаний, связался с командиром «Ейска» и сообщил, что они начинают испытания. Следующая точка встречи кораблей была оговорена, и на глубине двухсот метров «Нарвал» начал набирать скорость до маршевой. В этот момент они находились в двухстах пятидесяти километрах юго-западнее Новороссийска. Через тридцать минут уже в территориальных водах их должен встретить другой корабль сопровождения.

Условия для выполнения задуманного были вполне подходящими. Лодка проходила испытания без полного экипажа, поскольку такой необходимости не было. Не было торпедистов, поскольку стрельбы в эти дни не планировались, из двух электриков на лодке находился всего один. То же касалось и двигателистов. Из двенадцати положенных членов экипажа испытаниями занимались шестеро моряков во главе с молодым, но очень серьезным старшим лейтенантом и двое представителей КБ, которое проектировало лодку.

– Погружение на триста метров! Деферент на нос десять градусов! Доложить готовность маршевых двигателей…