Континент Евразия

Для св. отцов главным основанием к сохранению личной собственности являлось то соображение, что утверждение добра в хозяйственно-экономическом мире должно быть результатом личного нравственного подвига, а не внешнего принуждения. Мы, современные, в пользу введения собственности можем выдвинуть аргумент целесообразности. Личная собственность целесообразна, ибо она означает лучшее хозяйствование, каковым является хозяйствование за свой счет, в отличие от хозяйствования за чужой счет и за счет казенный, которые господствуют там, где нет личной собственности. Но нужно с полной силой подчеркнуть, что бывают случаи в существуют отрасли, где путем затраты энергий соответствующей величины также и хозяйствование "за казенный счет" можно сделать годным хозяйствованием. Положительное значение государственной (или "национальной") собственности повышается тем качеством "хозяина-общества" (становящегося на место "хозяина-личности"), которое не упомянул А. М. Мелких, воспроизводя характеристику "хозяина-общества", данную в "Хозяине и хозяйстве": "Хозяин-общество поддается тому, чтобы хозяйское ценение было ему формально "задано"; можно сказать даже, что в некоторых случаях хозяин-общество и возникает именно для того, чтобы быть носителем хозяйского ценения…"

Нужно не только фактически принять, но также идеологически утвердить государственное вмешательство и контроль в договоре о найме, государственную собственность на землю и предприятия; но при таком учреждении учесть и то, что было бы нелепо весь диапазон правовых форм свести к одной государственной собственности. В отношении земельного строя и строя промышленного, существующего в советской России, евразийцы, исходя из существующего, являются сторонниками расширения подбора применяемых правовых форм. Необходимо, чтобы наряду с государственной существовала также личная собственность на землю и предприятия…

Можно сказать, пожалуй, что излагаемая концепция знаменует собой исхождение из того хозяйственно-экономического строя, который создался в России при коммунистической власти; но это не есть "такая уступка коммунизму, которая граничит с его признанием". Наоборот, это замысел преодоления коммунизма при сохранении из существующего того, что правильно и необходимо, или, вернее, того, что может стать правильным и необходимым, если его поставить в иной, внекоммунистический контакт. В частности же, концепция хозяйнодержавия многосторонне и по существу утверждает лично-хозяйственный принцип, который в коммунистической теории не признается вовсе, а на деле допускается коммунистами в порядке вынужденной и крайней уступки.

"ЕЩЕ О НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИЗМЕ" (Письмо П. Струве)

Милостивый государь, Петр Бернгардович!

В Ваших "Историко-политических заметках о современности" Вы посвятили несколько страниц разбору воззрений национал-большевизма. Принадлежа к числу немногих в среде русской эмиграции единомышленников Н. В. Устрялова, я позволю себе изложить некоторые соображения, которые, может быть, помогут выяснить, из каких корней выросла эта идеология.

Прежде всего следует с полной силой подчеркнуть, что такими корнями не являются принципиальный коммунизм или интернационализм.

Интернационалист и коммунист по убеждениям был бы не национал-большевиком, а просто большевиком. Относительно себя лично я хочу отметить, что я всегда отвергал и отвергаю начисто и ныне не только коммунизм, но и всякий социализм, под каким видом и в каких бы оттенках он ни выступал. И все-таки я склонен связывать будущее России с будущим Советской власти, именующей себя властью коммунистической. И это не потому, что я признаю принципиально неправильными Ваши суждения, обличающие ненациональность и вредоносность для страны коммунистической власти. Скажу прямо, если бы предстояло выбирать между двумя формами власти, из которых обе обладали бы равною способностью администрирования и равною политическою силою, во из которых одна называлась бы коммунистической, а другая — нет, — для всякого национально мыслящего русского не было бы ни минуты сомнения: предпочтительна власть не-коммунистическая. И такой выбор, казалось, существовал, пока режим адмирала Колчака и генерала Деникина не выявили своего бессилия. И я уверен, что, покуда это бессилие не выяснилось, большинство тех, кто мыслит ныне национал-большевистски, не было на стороне большевиков.

Но, увы, в настоящий момент такой выбор невозможен. И нужно, выступая против большевиков, отдавать себе отчет в последующем.