Континент Евразия

Проблема русской революции есть тот основной стержень, около которого движется их мысль и их воля, как мысль и воля людей русского мира и носителей русского призвания во вселенной.

Они чувствуют неслучайность революции. Они прозревают ее глубокий смысл. И в то же время знают, что нынешний этап русской революции не есть последний се этап. Они готовят следующую ее фазу.

Евразийство проникнуто движением. Они все в становлении, в усилии, в творчестве. Диалектика — любимое слово евразийцев. Она является для них символом и путем движения.

Евразийцы не боятся противоречий. Они знают, что из них соткана жизнь. Евразийцы живут в противопоставлениях. В своей системе они совмещают традицию и революцию. И они совершенно уверены, что в дальнейшем развитии событий не они, но история совместит эти начала.

Даже в нынешней советской действительности много традиционного. Традиция отрицается, но она налицо. Одно из отличий евразийцев от других современных русских группировок заключается в том, что они явственно ощущают черты исторических преемств, уже и теперь пронизывающих революцию. Здесь можно было бы многое сказать и о политическом строе, и о строе экономическом (этатизм), и о постановке национального вопроса. Кое-что на эту тему мы скажем в дальнейшем. Тут же хотим подчеркнуть, что евразийцы не закрывают глаза на отрицательное в традиционном: на малое уважение к человеческой личности, к свободе ее самоопределения, на духовный гнет, на злоупотребление принуждением. Но они видят не только отрицательное.

Они видят и положительное — и в то же время русское, традиционное — в поставлении многих на служение общему делу, в обращении к инстинктам самопожертвования и аскезы, в грандиозности замысла и в силе организации.

Чрез все это нужно пройти, чтобы отыскать синтез между общим делом и интересами личности. Евразийцы стремятся к такому синтезу. И считают, что опыт революции его подготовляет.

II

Идея и понятие личности занимают центральное место в мировоззрении евразийцев. Они вносят его также и в проблемы философии истории. Культуру в культурно-исторические миры они понимают как особого рода "симфоническую личность". Традиция есть духовный костяк такой личности. Евразийцы крепят этот костяк в той культуре, к которой принадлежат, но делают это не в спазматической гримасе охранительного рвения, а в творческом усилии, ставящем своей целью приобщить к традиции вновь возникающее, в традиционном осуществить небывалое. Дело идет не о мертвой, механической традиции, но о традиции, преображенной и очищенной.

Русский мир евразийцы ощущают как мир особый и в географическом, и в лингвистическом, и в историческом, и в экономическом и во многих других смыслах. Это "третий мир" Старого Света, не составная часть ни Европы, ни Азии, но отличный от них и в то же время им соразмерный. Подчеркнем только, что Россию-Евразию евразийцы воспринимают как "симфоническую личность". Они утверждают непрерывность ее существования. Она живет и в СССР, но только не осознает в нем своего существования.

С точки зрения евразийцев, задача заключается в том, чтобы личностную природу евразийского мира возвести в сознательное начало. Замена в революционной России лозунгов Интернационала лозунгом укрепления и развития самодовлеющего мира

России-Евразии уже способствовала бы в значительной мере примирению революции и традиции. Те побуждения, которые находятся в действии во всем том, что есть творческого и подлинного в "пятилетке", подготовляют эту замену. Но в СССР побуждения эти стоят под знаком враждебности к окружающему миру (называемому там "капиталистическим окружением"). Замысел евразийцев заключается в том, чтобы самоутверждение особого мира России-Евразии сделать фактором творческого сближения ее с окружающим миром.

Чем была Россия, ощущавшая себя частью Европы, входившая в систему европейских держав, как это было во весь период Империи? Несмотря на свою политическую силу, в культурном отношении она чувствовала себя, а часто была третьестепенной Европой. Этой установкой максимально затруднялся творческий вклад России в мировую культуру. Кому интересны зады европейской цивилизации, когда можно обратиться к передовым ее представителям? И может ли существовать настоящий пафос культурного творчества там, где основной задачей является уподобление этим передовым представителям, где подражательность, а не творчество является законом жизни? Что же касается настоящей Европы, то пренебрежение являлось и является единственно возможным отношением к этим своим задворкам.

Коммунисты несколько видоизменили установку старых русских западников либерального и радикального толка. Вопрос идет уже не о том, чтобы "догнать" Европу. Ставится задача "догнать" и "перегнать" Европу и Америку, причем наиболее важным является, конечно, задание "перегнать". Здесь уже возникает возможность творчества, но чисто механическая постановка задачи сковывает и здесь творческие импульсы.