Континентальный союз

Финны начали эвакуацию, отвели I и II армейские корпуса с тыловых позиций линии Маннергейма, рассчитывая, что, упорно защищая Выборгский укрепрайон, считавшийся неприступным, Финляндия сможет затянуть войну по крайней мере на месяц-полтора, что даст возможность Германии помочь союзнику. Берлин действительно обещал помощь – после решения вопроса с Прагой, Рейху требовалось продолжение советско-финской войны до окончания действий в Чехословакии. Но с тем, кого поддерживать, там пока определялись.

* * *

25 декабря посол Германии Шуленбург передал Вышинскому ноту, гласившую, что если Россия предпочтет союз с Францией, то неминуемо останется одна, лицом к лицу с Германией, как это было в 1914 году. Если же Советский Союз предпочтет взаимопонимание с Рейхом, он обретет безопасность и гарантии ее обеспечения.

Политбюро обсуждало ситуацию почти весь день. После срыва наступления Карельского фронта, даже далеким от армии политикам стало однозначно ясно, что война на севере до кульминации чешского кризиса не закончится. Данные разведки и дипломатов свидетельствовали о непоколебимой решимости Берлина занять Чехословакию. Неофициальные заявления немецкой стороны о приверженности политике ненападения, апелляции к праву словаков на самоопределение, и параллели событий в Чехословакии, по словам Гитлера "разорвавших страну на несколько частей тяготеющих к разным странам" с событиями в Польше, сопровождались заверениями, что Чехословакия последняя претензия Берлина в Европе. В принципе, в представлении Политбюро это могло быть правдой, заняв Чехословакию, Рейх получал завершенные границы и доминирование в Центральной и Восточной Европе. Но именно это и вызывало опасения – после Мюнхена и Польши, где уже вставал вопрос о "последних претензиях", доверять Берлину оснований не находилось, а про идею "Украины – житницы Германии" в Москве никогда не забывали.

Воевать из-за Чехословакии тоже не хотелось. Тем более с учетом отвлечения почти трети армии в Финляндии, пусть даже и замещаемой лихорадочной мобилизацией. Да и аналогии с первой мировой действительно выглядели неприятно.

Итогом обсуждений, стало давшееся тяжело решение о безусловном отпоре Рейху. Желательно дипломатически, если не получится – войсками. То, что второй вариант является началом большой войны, Политбюро, как свидетельствуют протоколы заседаний, осознавало четко. Но заверения французов о готовности их войск вселяли надежды на быстрый разгром немцев и последующий мир на основе справедливого урегулирования.

27 декабря после обмена Жданова и Петэна личными посланиями, союзники согласовали позицию по Чехословакии: безусловное выполнение гарантий Праге и объявление войны Германии в случае попытки ввода войск в Чехословакию вне зависимости от предлога. Обсуждать тонкости определения агрессии лидеры стран не стали – не время. В Москву для согласования совместных планов срочно вылетел генерал Думенк, бывший командующий войсками 1-го военного округа. В Париж отправился с той же целью генерал-лейтенант Базилевич.

Москва и Париж пока надеялись остановить немцев угрозами, но рассматривали и вариант войны. Предполагалось, что после начала немецкой оккупации будет сделано совместное заявление, СССР начнет по немедленной просьбе Праги ввод войск в Словакию, а Франция, сосредоточив ударную группировку на немецкой границе, будет готова начать, в случае отказа Берлина, наступление.

* * *

Гитлер, основываясь на сложившейся ситуации, особенно с учетом войны в Финляндии, говорил, что СССР и Франция "уже молча отказались от Чехословакии", что он "убежден в советском неучастии и абсолютно не верит в военные действия Франции против Германии без участия русских". Фюрер допускал, что "Россия попытается поддержать Чехословакию в военном отношении, и прежде всего с помощью воздушного флота, особенно если русские смогут закончить сражение с финнами". Поэтому он рекомендовал командованию вермахта действовать стремительно, предупредив, что, "если в первые дни не будут достигнуты серьезные успехи… наступит общеевропейский кризис".

На совещании с военным командованием 27 декабря Гитлер подвел итог размышлений: "Нам терять нечего. Мы можем только выиграть. Наше экономическое положение таково, что мы сможем продержаться лишь несколько лет… У нас нет выбора, мы должны только действовать". Фюрер говорил правду, расходы на военные нужды в 1939 году пришли в несоответствие с запросами экономики, уже заставив включить печатный станок для выпуска новых денег, вследствие чего финансовая, а вместе с ней и экономическая катастрофа представлялась неизбежной. Альтернативой было свертывание экспансии и срочное переключение на внутреннее развитие, но это означало неизбежное падение уровня жизни для уже привыкших к постоянному росту и высокому соцобеспечению немцев, что в перспективе вело к недовольству и потере власти фюрером. Для Гитлера и его окружения создалось такое положение, из которого только "прыжок в войну" мог считаться спасением.