Картины этой сказочной гражданской жизни, ощущение скорого полета, возвращения в родной город, домой, пусть даже в отпуск, всего на десять суток, не считая дороги, вновь натянули в душе Шурика ту заветную серебряную, тонко дрожащую струну. И она совсем уже было запела нежную свою песенку, как командир роты, капитан Вольский, хлопнув солдата по плечу, оборвал ее:
- Давай, Реутов, дуй в отпуск. Полетишь этим транспортом. Часа через три будешь в Ташкенте. Там отметишься - и дальше уже сам ищи возможности. Но чтоб через две недели - как штык!
С отметкой в отпускных документах, с вещмешком за плечами Шурик подошел к командиру АНа, с которым только что разговаривал капитан, уже убежавший по своим делам. Майор, с дергающейся от нервного тика щекой, махнул рукой в сторону раскрытого брюха самолета:
- Вали туда. Там есть солдаты. Покажут, как и что.
Самолет стоял на взлетно-посадочной полосе, уже просевший под тяжестью груза. Вокруг него суетились люди, заканчивая предполетную подготовку. Шурик встал в тени, чтобы и его не припрягли в работу. А что, отпускник он или нет?
Как только в распахнутую рампу самолета стали входить солдаты, Шурик кинулся за ними, оскользнулся почти гладкой подошвой ботинка на ребристой поверхности откинутой рампы, чертыхнулся, поднял глаза и обомлел. Вся полость самолета от низа до потолка была заполнена цинками, цинковыми гробами, грузом-200.
- Так это ж "Черный тюльпан"! - тихонько ахнув, Шурик вылетел на бетонку и побежал к командиру борта.
- Товарищ майор! Как же... Что же... С погибшими, что ли?!.
- А какого тебе... Может, еще стюардессу пригласить? - схватился за дернувшуюся небритую щеку майор, - Цаца какая, мать твою! Марш в самолет! А не нравится... в гарнизон, не хрена по отпускам шляться!
Шурик, понурившись, козырнул и поднялся в самолет, стараясь не глядеть по сторонам, спотыкаясь о какие-то крюки и кронштейны, приваренные к полу, сквозь которые были протянуты канаты, задевая плечами о холодный металл гробов, прошел вглубь.
Почти у самой кабины летчиков в транспортных самолетах есть небольшой тамбур, в котором и разместились солдаты из похоронной команды. При тусклом свете лампы Шурик вгляделся в хмурые, неприветливые лица спутников, сидящих на замасленных одеялах и старых шинелях, брошенных прямо на пол. Сердце сжалось от тоски. Живые и мертвые! Какая радость в такой компании даже и домой в отпуск лететь! Солдаты молча отодвинулись от борта самолета, уступая место новичку у небольшого иллюминатора. Хотя. Что там можно увидеть в ночном небе Афганистана? Есть только небо в звездах. Струна давно уже тенькнула, порвавшись и царапая душу. Какой уж тут комфорт, какой там космос! Тем более вот он, перед глазами вариант очень даже возможного будущего Шурика. Этим мальчишкам в цинках уже никогда не вступить в двадцать первый век. Им, его ровесникам, не исполнится сорок один год. Они навсегда остались в своем восемнадцати-двадцатилетнем возрасте.
- Чо скис? - хрипло спросил сержант в грязном зеленом бушлате с замызганными скрученными лычками на матерчатых погонах. - Домой, что ли, в отпуск? Счастливчик! - вздохнул и неожиданно по-добрососедски подмигнул Шурику, - Не боись, скоро девок пощупаешь, а?! - и расхохотался, - Если долетим.
Шурик вежливо улыбнулся, но ничего не ответил. Звук закрывающейся рампы, рев прогреваемых запущенных двигателей, свободно проникающий внутрь самолета, все равно заглушали все. Прикрыл глаза и...
- Пристегните ремни безопасности, - услужливо подсказало сознание милым голосом стюардессы, настолько явно, что Шурик даже рукой пошарил в поисках замка того самого ремня. Тут же усмехнулся грустно, наткнувшись на бляху солдатского:
- Ага, ремни безопасности! Может, еще спинку кресла откинуть? - и крепко ухватился за натянутый вдоль борта металлический трос.
Сделав небольшую пробежку, самолет, гордо задрав нос в темноту ночного неба, оторвался от пыльной афганской земли и начал набирать высоту. Шурик не удержался от рывка и прилип спиной к чьей-то голове. Не обидно его ткнули в бок, и Шурик, обретя равновесие, смущенно кивнул пострадавшему.
Сквозь небольшое оконце в стене тамбура виднелись в неверном свете плафонов штабеля цинковых гробов, перетянутых намертво толстыми тросами. Шурик зябко поежился и мрачно уткнулся в иллюминатор. Это увидели сидящие рядом солдаты. Сержант толкнул Шурика в плечо, и когда тот обернулся, протянул пол граненного стакана разведенного спирта. Грохот заглушал слова, поэтому, проливая жидкость на грудь, Шурик выпил и, принимая кусок хлеба, торопясь закусить, только благодарно промычал невнятно и кивнул сержанту. Спирт обжег пересохшую глотку, деранул желудок, но вскоре теплой волной плеснул в сердце и голову.