Контора

Вульф купился. Он заметил, как Пейтон на мгновение раскрылся, и нанес удар. Его клинок рассек воздух, а короткий меч директора в спине Алекса остался холодным напоминанием о собственной глупости. Он прошел по инерции еще несколько шагов и завалился на бок. Было больно, но боль была странной – холодное онемение, растекающееся по телу. Клинок не задел жизненно важные органы. Директор не собирался убивать его, а лишь напоминал об иллюзорности происходящего.

Запела спускаемая тетива. Орье молниеносно перешла в наступление, не дав Пейтону и шанса. Тому все было нипочем. Он ловко отбивал летевшие стрелы клинком катаны, а затем побежал вперед. Ускорившись, директор оторвался от земли и перескакивал со стрелы на стрелу, как бегущий через бурный горный поток перепрыгивает с камня на камень. Толкнувшись в последний раз, он выставил вперед катану и рухнул на Орье, прижав лезвие к ее горлу.

– Я доказал вам свое превосходство, коллеги, а теперь, Жюли, переносите нас к «Гипносу», – приказал Пейтон.

Девушка, выругавшись, рассыпалась клубком шелковых лент, оплетая Пейтона и протянув щупальца ко всем остальным психонавтам. Хлыст обвился вокруг глаз Вульфа, и он очнулся в своей купели посреди купола «Гипноса». Это была не лаборатория в яви, а ее архетипичный образ в хосте.

Едва придя в себя, Алекс распахнул крышку и увидел, как Пейтон мчится к центральной камере сенсорной депривации, в которую было погружено тело Банни Чок. Он тащил за собой Орье. Наперерез ему бежал Беккер, но он не успевал помешать директору.

Пейтон пихнул Жюли к управляющей консоли:

– Включайте!

Она судорожно нажала несколько кнопок, и алтарь Никты испустил мощный электромагнитный импульс.

Сознание Вульфа помутилось, а лаборатория «Гипноса» стала меняться буквально на глазах. Плексигласовый купол стекал на пол расплавленными водопадами горячего полимера. Пол пошел трещинами, из которого прорастали невиданные в природе растения. Помещение затопила сирена аварийного оповещения, а опешивший персонал Конторы претерпевал ужасные метаморфозы, превращаясь в уродливых монстров из самых страшных снов.

Второй импульс ослепил психонавтов и начисто выжег все ощущения. Яркая вспышка сорвала завесу с пространства грез, обнажив бездонную яму глубинного подсознательного ужаса. Мир проступал из негатива неуверенными штрихами, прочерченными дрожащей рукой делирия.

Они проникли в кошмар сновидицы.

Глава 20. Кошмар

Психонавты стояли посреди гигантской воронки, оставленной взрывом. Дымящийся кратер расколол город, сросшийся из снов группы извлечения, на несколько частей. Куски земли парили в багровой пустоте, пронизанной пульсирующими сосудами, как астероиды в космосе. Небоскребы, похожие на оплавленные свечи, медленно растекались по улицам, остывая от психического выброса. Они спаивались между собой в огромный бетонный муравейник. Их потерявшие форму шпили торчали обломанными клыками, подпиравшими обметанное коррозийной паршой небо. Вместо солнца в вышине висел лик Банни Чок. Ее веки были плотно сомкнуты, а глазные яблоки лихорадочно двигались. Она спала и видела сон, но сон был явно не из приятных. На волосы психонавтов медленно, будто вальсируя на сцене, сыпались крупные хлопья ржи. Она въедалась в одежду и кожу, а при дыхании вызывала неудержимый кашель. Гловер в мгновение ока соорудил защитные костюмы для группы извлечения.

Как только мучительные спазмы перестали душить Беккера, он двинулся к Пейтону, но его остановил Стейнбек, направив в грудь дробовик:

– Назад!

– Вы на стороне этого безумца?

– Нет. Я на стороне своего пациента. Пока вы вприпрыжку скачете по снам и размахиваете кулаками, Банни Чок страдает. У вас был шанс разрешить разногласия. Теперь будем играть по моим правилам. Вспомните, для чего мы здесь. Вы же, мать вашу, доктора, под какими бы личинами не прятались!

– Согласен, – кивнул Пейтон. – Перемирие. Белый флаг. Судя по тому, где мы оказались, нам понадобятся все наши силы, чтобы не пасть жертвой кошмара и выбраться в явь.

– Поняли наконец, что натворили? – выдавила из себя Орье. – Поняли?

Пейтон не ответил. Он неотрывно смотрел на горизонт. Там из толщи кошмара прорастало здание Конторы. Оно деформировалось и менялось, обратившись изуродованным скрюченным деревом. Его сочащаяся густой кровавой смолой кора вспухала бесчисленными болезненными нарывами. Под тонкой прозрачной кожицей как в амниотическом пузыре плавали тела маленьких сновидцев, свернувшихся в позе эмбриона.