А этот странный человек – он вообще к роду людскому имеет хоть какое-то отношение? По вcему выходило, что, возможно, и нет.
Но кроме меня никто не удивился ?и появлению Пахомыча, ни тому, что он поведал. Стало быть, я снова что-то не дочитала. Ну,или просто сослуживцы не удосужились поведать новенькой то, что сами считали очевидным.
– И много кто бежит, Пахомыч? – осведомился Ружинский спокойно, по-деловому. Вот же человек – то ли нервы крепкие, то ли в нем умер великий актер.
Мужичок всплеснул руками, взмахнув разводным ключом как дирижер палочкой, словно бы здоровенная металлическая орясина для завхоза вообще ничего не весила.
– Так много, Феликс Яныч! От них, охальников,тут нонче не продохнуть! Хожу – спотыкаюсь! Вы уж разберитесь. ? то непорядок это, а в конторе порядок быть должон!
Я с опаской поглядела себе под ноги, ожидая увидеть множество всевозможной нави. Ничего подобного не обнаружилась. Однако меньше переживать я не стала.
Ружинский покивал, выражая полную поддержку Пахoмычу. Ну кто бы сомневался, что и по мнению Яныча «порядок быть должон». Тот ещё педант.
– А откуда бегут-то, Пахомыч, ска?и на милость? - продолжил расспросы начальник отдела и?формирования.
Мужичок хмыкнул.
– Так вестимо откуда, ?еликс Яныч, снизу прут-напирают. Опять ваши яйцеголовые вон накосорезили. А я говорил, что не надыть было то зеркальце в контору тянуть. Даром, что разбитое, все одно – зараза!
Стоило только завхозу упомянуть зеркало, как наш отдел почти в полном составе спал с лица. Потому что вот теперь-то Ружинский с нас точно три шкуры спустит за ослушание.
– Из Милкиной квартиры стекляшку притащили? – каким-то особенно мрачным, почти загробным тоном осведомился Феликс Янович, поглядев на моих сослуживцев так, что были бы окна – у нас весь оперативный в них вышел бы,только чтобы не иметь дела с разгневанным начальником отдела информирования. Лисец пусть и был вдвое уже Фила в плечах, однако почему-то сейчас казался в два раза грозней всей нашей компании в полном составе.
– Ну так есть же правила, Феликс Янович, протокол, - попытался все спустить на тормозах Филимон, но умилостивить Ружинского – дело непростое, успокаиваться запросто в планы гоета не входило.
Такое объяснение гнев гоета не утихомирило даже малость.
– Чья это была гениальная идея? Кто больше прочих настаивал на том, что зеркало нужно забрать в контору? Ну?! – решил так или иначе выбить правду Я?ыч.
?азумеется, ребята молчали, подозреваю, исходя из странной мужской дружбы, которая порой поддавалась логике еще меньше, чем пресловутая женская логика. Выдавать виновника большой беды cослуживцы не собирались и наверняка готовились выдержать любые пытки, какие только в состоянии измыслить Феликс Янович.
Однако неожиданно для всех, пожалуй, кроме меня, гоет повернулcя к Костику поглядел ему прямо в глаза и произнес:
– А ведь это был ты.
Пахомыч покряхтел, повздыхал и, пробормотав что-то напоследок неразборчиво, поковылял прочь, помахивая разводным ключом, с которым, похоже, не расставался ни на единый миг.
Он ушел – мы остались. И проблемы – тоже.
Костик молчал, как воды в рот набрал, и на его защиту бросился Фил.
– Да с чего вы это взяли, Феликс Янович? – воскликнул бородач с возмущением слишком сильным, чтобы быть ненаигранным.
– С того, что у него тень бледнеет, лицо плывет и руки холодней льда, - с неожиданной грустью произнес Ружинский,и в этот момент обрушилась пугающая тишина.
Судя по перепуганным минам моих сослуживцев, не нужно было объяснять, о чем говорят такие приметы. На Косжана теперь глядели с недоверием и жалостью.
– И вам солгали, Костик, - неумолимо продoлжал гоет, не дав оправиться после первой новости. - Ни одна безымянная навь не поможет остаться человеком, если начал обращаться в навь безликую. Если дал волю дурным чувствам, спастись можешь только сам.
Косжан опустил голову и мелко затрясся. Я даже сперва не сумела понять, смеялся он или рыдал.
? когда сослуживец поднял голову, он пронзил Ружинского таким яростным ненавидящим взглядом, что не по себе стало всем. Сослуживцы резко отшатнулись. Тот Костик, которого мне довелось узнать за время работы, был ворчуном и пессимистом, однако парнем добрым, в нем не проступала такая густая как нефть лютая злоба.
– Вам легко говорить! – прошипел он, не сводя яростного взгляда с гоета. - Богатый, со связями, при должности… Женщины без ума! Легко меня судить!
С каждым словом Костика все более зыбкой становилась его тень. В какой-то момент она словно бы начала корчиться как от боли.
На слове «женщины» почему-то все принялись смотреть… на меня. Так, стоп, а я тут причем? Если кто-то и бесился из-за того, что я сохла втихомолку по рыжему гоету,так это Ванька, а не Косжан! Или… нет?!
? Костик,тем временем… он начал меняться настолько пугающим образом, что дыхание перехватило! Черта лица потекли словно часы на картине Сальвадора Дали, кожа стала белей снега. Он все еще оставался человеком, однако надолго ли?..
Взвыв, как раненый зверь, парень развернулся и бросился прочь по коридору.