Читаем Контора Кука полностью

А просто пламя рванулось в другую сторону, и с другой стороны фасада это пламя вырвалось наружу, его вытянуло в балконную дверь, как занавеску, и белый фасад теперь был с чёрным пятном, — собственно, первое, что бросилось в глаза Паше, когда через два дня после пожара он шёл к дому со стороны автобусной остановки, было это чёрное пятно… Его самого в тот момент не было в Мюнхене — впервые взял отгулы и махнул к друзьям в Берлин, так что алиби были железными… Хотя его-то никто особо и не подозревал, собственно говоря… Задавали вопросы. Очень много вопросов, адвоката у Паши не было — зачем, его никто ни в чём не обвинял, и всё же иногда он жалел об отсутствии адвоката — вопросы становились слишком личными, а он не знал, имеет ли он право на них не отвечать, один раз спросил: «Какое это имеет отношение?» — и его строго заверили, что имеет, обязан помогать… Ну, и он отвечал, преодолев — что там, стыд-горе-гордость, ну, какой-то внутренний ропот… по поводу того, что они суют свой нос в его жизнь… И что, помогло? Ни фига: если и помогло, то так мало, что если знал бы, пожалуй, вообще бы промолчал по ряду пунктов, посоветовавшись с адвокатом, которого взял бы по такому случаю. Потому что ничего следствие не узнало, во всяком случае, не обнародовало. Пожар на складе игрушек — которым была её квартира, самовозгорание кукол — примерно такой официальный бред… Судя по показаниям некоторых соседей, небольшой взрыв. Жительница квартиры сбежала, не оставив никаких следов ни на земле, ни в небе, во всяком случае, в аэропорту.

Но она точно не сгорела вместе со своими игрушками, это исключено, он что, забыл, какое время на дворе, точный анализ молекулы, идентификация личности… Там никого не было. Почему это он не верит? Что он хочет этим сказать? А у него вообще всё в порядке с психикой?

Всё же он не стал им рассказывать о том, что большую часть времени их знакомства Деджэна сидела в его квартире, притом что никаких отношений у них ещё не было. Сам-то он тогда думал и об этом, да, что эта странность могла быть чем-то вызвана, что ей надо было быть в это время не дома, но где-то поблизости, что-то там у неё в это время происходило… Но что? Он не мог себе это представить, не лаборатория же, где химичили «мет», в самом деле, или там производили гомункулуса… И он чуть было не рассказал следствию всё как было, и чего не было, и когда началось, — потому что ему было интересно, мягко говоря, что же там такое могло быть — на самом деле… Но потом он не жалел о том, что пропустил эти подробности, — он был уверен, что следствие ничего бы всё равно не сообщило, может быть, оно и так что-то знало, без его помощи, но ведь всё равно — ничего не сообщило…

А если бы он рассказал о том, как она у него… как будто пережидала что-то — так ведь теперь всё это выглядело… могли записать тогда чуть ли не в сообщники, кто знает, кто знает… договаривает ли он всё до конца, вот он и не договаривал с самого начала, только отвечал на вопросы, желания пустить следствие по следу Деджэны у него, естественно, не было.

На самом деле было много несостыковок — с его точки зрения. Если жертв нет (да и разрушений немного — выгрести из квартиры весь этот каменный уголь, в который превратились штабеля, среди которых она там жила, побелить заново стены внутри и снаружи — маленький кусочек фасада — вот и всех делов: через месяц уже как будто ничего не было), зачем всех жильцов дома заставили сдавать слюну для анализа ДНК, а?

Паша, естественно, как и все, ходил в назначенное время в полицейский участок, стоял там в очереди, плевал, в конце концов…

Что, поверх пепелища, в которое там всё превратилось — он же видел, когда заглянул… могли торчать чьи-то молекулы?

Никому ничего не объяснили, просто заставили всех сдать слюну, и всё, мероприятие не сложное, вот только очередь — большой дом, жильцов много, и хотя всех разбили на несколько групп (повесили в подъезде график, когда кому, какого числа, из каких квартир, — как эти объявления о снятии показаний со счётчиков воды и электроэнергии), всё равно людей в очереди было много, и, несмотря на то что процедура была так проста, стояли долго — бумаги, как всегда…

Паша слышал в очереди (в которой оказалось несколько русских, кстати, он никогда их раньше не видел) всякое… Что все эти анализы ДНК якобы делает какая-то частная фирма, у неё контракт с полицией, вот и гребут деньги лопатой, исследуют всё подряд, да им просто хоть святых выноси — в прямом смысле… Недавно заставили жильцов другого дома — в другом конце города — сдавать слюну — из-за того, что там произошло в 1981-м убийство девушки… Не раскрыли тогда, остался висяк, «говорю я вам русским языком, и вот теперь, значит, кто-то вспомнил, и заставили сдавать слюну на ДНК, через тридцать лет, да-да-да, и даже не одного дома жильцов, а со всей округи, обязали, да, всех мужчин, что смешно, конечно, как будто женщина не могла завалить женщину…», «её видели последний раз с незнакомым мужчиной…», «тридцать лет назад…»… «представьте себе, представьте…».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное