Контора Кука

И вот, если, засыпая с бумажным учебником на лице, Паша оказывался порой в том самом… запущенном саде величин … То теперь, когда текст не содержал свинца, и был на экране, и был уже почти из той же самой материи, что и сны… ясно, что переходить туда, засыпая, было теперь ещё легче, чем в студенческие годы, и, может быть, ещё и поэтому Паша пристрастился к чтению на сон грядущий «весёлого Роджера», во всяком случае, это была не менее веская причина, чем отголоски видений, которые он ловил там наяву: «Попробуем несколько перефразировать сказанное. Предположим, что мы рассматриваем ситуацию с удобной точки в некоторый момент времени t о (> 0) („СЕЙЧАС“) и обнаруживаем в этот момент точку Х в некоторой области V разумного размера. Затем мы следим, куда забредет кривая L в более поздние моменты T, и видим, что с ростом T она попадает в ящики всё большего размера. Это согласуется со Вторым законом и с принятым выше допущением, что точка Х не испытывает „воздействия извне“ в отношении выбора ящиков. Однако при взгляде назад во времени, начиная с момента T, когда точка Х находится в области V, возникает впечатление, что точка Х, двигаясь назад во времени, целенаправленно направляется к абсурдно малой области фазового пространства, которую мы обозначили как В. Поведение точки Х при взгляде назад во времени, когда она отыскивает ящики всё меньшего объема, выглядит „навязанным извне“. Следует ли понимать это как „целенаправленный“ поиск всё меньших ящиков под влиянием каких-то потусторонних сил? Нет, просто область В оказалась окруженной такими ящиками (см. рис. 27.8), поэтому если кривая при T = 0 должна достичь области В, то ей приходится встречать на своем пути ящики всё меньшего размера. Загадка состоит лишь в том, что один конец кривой L должен находиться в области В. Вот что мы должны понять, если мы хотим найти источник Второго закона. Область В представляет Большой взрыв в начале Вселенной, и вскоре мы увидим, сколь непостижимо мала эта область!..»

И так это продолжалось некоторое время: сон на полу, чтение в холодильнике, курение на балконе, откуда открывался удивительно бесцветный вид с вкраплениями красного, иногда собиравшегося в дополнительную к дому терпимости полоску заката на горизонте…

Вообще, здешнее — «тютчевское», как его стал называть Паша после того, как заглянул к памятнику в Дихтергартене, — небо было красивым не только во время красных закатов-рассветов… Зачастую облака отчётливо напоминали Паше узоры на морозном стекле, а когда становилось пасмурно, краски перетекали одна в другую, как на поверхности большой воды…

Иногда они летели по небу так быстро, как будто попали в течение реки, и хотя Паша не считал себя эмигрантом, вот эта типично эмигрантская поговорка, которую цитировал Ширин, что «уезжая, мы меняем только небо над собой», была теперь Паше как нельзя близка и понятна…

И в принципе ничего другого Паше пока что было и не нужно: днём — стеклянные стены в офисном здании… вечером — дом с одной стеклянной стеной, с крышей над головой и козырьком над балконом…