Контора Кука

— Мне-то зачем?! Кому нужно на работу устраиваться? — засмеялся Лев. — У меня с Комой прекрасные дружеские отношения, мы и в Москве были соседями, я знаю её с пелёнок. Она мне как сестра! Мы такие закадычные друзья, нам секс не нужен, чтоб доказывать друг другу вновь… Разве что когда мы ещё были в детском садике, хе-хе… Ладно, я же хотел как лучше, ну извини старика, если что не так… И не думай: никто тебя не выставляет за дверь… и тем более — на панель, нет-нет… ты свободный человек, так что вставляй кому и куда сам захочешь, — Лев снова было рассмеялся, но заметив, что Паше не смешно, сказал:

— Всё, забудь тогда этот наш разговор, просто сотри его из памяти и всё… И давай мы с тобой тогда партейку сыграем, а, блиц-блиц?

— Не хочу я, — сердито сказал Паша, — хватит с меня на сегодня твоих комбинаций.

— Фору даю, бля. Ферзя!

— Тем более не хочу, — помотал головой Паша.

— Ну ладно, давай тогда ещё выпьем. За тебя, братец… Ну, вздрогнули.

Через неделю разговор о возможности трудоустройства в «фирму Веры» возобновился, но уже без сомнительных «императивов». Ширин просто сказал, что он поговорил с Комой, и она считает, что попробовать стоит. Ручаться она, разумеется, не может, но какие-то шансы, по её мнению, имеются, потому что для фирмы сейчас важно найти риелтора для стран СНГ, который одновременно и программист: по отдельности две такие должности за нормальную зарплату фирме сейчас не по карману, не те она переживает в данный момент времена… «Короче, цуг-цванг-миттен-дрин-дранг-нах-остен, — тараторил Лев, — в результате чего ты, Паш, можешь очутиться без разрешения на работу и вообще без визы, без знания немецкого… на довольно-таки привлекательном месте, что для людей с визой, что для аборигенов зогар[4]. А как уж они там это всё оформят, их дело, главное, что прецедент был, значит, это находится в пределах искусства возможного… При этом то, что я тебе говорил в прошлый раз… Забудь, считай, что я пошутил».

— То есть ты считаешь, что можно поюзать старушку, не пользуя её при этом?..

— Да, — Лев засмеялся, — только Кома не старушка, и это неблагодарность с твоей стороны, чёрный риелтор!

— Ну, во-первых, никакой я ещё не риелтор и даже не программер, ни чёрный, ни белый… А во-вторых, это так, сорвалось, больше никогда я так не скажу, даже заглазно, моё слово железное… Но вот скажи ты, как я могу быть риелтором, ездить куда-то там в СНГ — без визы? Я же не смогу вернуться!

— Нет-нет, — сказал Лев, — не надо забегать так далеко вперёд, надо разбираться с трудностями по мере их поступления… Это они потом будут решать, ну сделают тебе визу, зелёную карту или что-то типа того… а до тех пор ты будешь работать здесь, не надо забегать… Нет, ну не думаешь же ты в самом деле, что это — многоходовка каких-то сил… анонимных… антииммиграционных сил… чтобы выслать тебя из Германии? Смешно!

— Нет, — сказал Паша и подумал, что если бы Лев не отказался от своих слов о необходимости переспать с соседкой, то он бы именно так и подумал, но только не об «антииммиграционных силах», а… о вполне конкретной разводке с небольшим количеством ходов: соседке — ходока, ходоку — фигу, в придачу к… Впрочем, зачем это нужно Льву, Паша и сам бы не смог ответить, и он тихонько встряхнул головой и сказал:

— Нет. Не думаю.

— Ну, так что скажете, юноша? — Лев потирал руки, и очевидно было, что он уже собрался по этому поводу «накатить» превентивно грамм по сто — сто пятьдесят…

— Прикольно, — сказал Паша, — а вдруг возьмут и… возьмут?

Собеседование проходило на английском.

Несколько раз Паша пользовался присутствием Веры — она переводила слова, которые не переводились у него с ходу…

И в обратном направлении — её шефу тоже не всегда приходили на ум английские слова, и Вера тогда с нескрываемым энтузиазмом переводила с немецкого на русский.

Всё остальное время эта упитанная тётка в крупных роговых очках явно скучала.

Во всяком случае, зевала, не прикрывая рта, как бы подтверждая своё определение, о котором знать не могла, — что Паша занёс её с первого взгляда в категорию «жаб», откуда, впрочем, он её теперь уже вычеркнул за её добрые дела, так сказать, и… так никуда и не вписал: «Ну тётка и тётка… когда улыбается, становится похожа на какого-то еврейского классика, но на какого именно — не вспомню…»

К концу беседы шеф вспомнил Пашиного предшественника и совсем уже было перешёл на свой родной язык, при этом ярость, так и гудевшая в его словах, была бы понятна и без перевода…

Господин Гогенблейхер явно был рад наконец излить накипевшее: «Всё бросил и смылся, подлец… ищи-свищи… ветер в поле…» — со смаком переводила Вера — перекладывала , можно сказать, с больной головы на здоровую…

И когда в конце собеседования Паше сказали, что ответ дадут в течение недели, он понял, что тут нельзя ничего предугадать.

Невозможно.