Контора

Так, значит, она готова была заниматься со мной сексом? Кажется, это происходило сто лет назад, но сейчас у меня голова пошла кругом. Я провел несколько лет, не ознаменованных никакими событиями, а потом еще большее количество лет, думая об этом, удивляясь этому. Как бы глупо это ни звучало, она была моей первой любовью. А может, я ее идеализировал? И все же она была тем эталоном, с которым я подходил к другим девушкам и находил их так или иначе несоответствующими. Для меня было облегчением узнать, что она была бы вполне счастлива жить со мной, но потом я вспомнил, сколько времени потратил, размышляя об этом. Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Не была ли причиной произошедшего наша враждебность? – размышлял я в растерянности. Выходит, дух соперничества, который сделал нас такими хорошими юристами, вырвался из-под контроля? Чертовски грустно, если это было так. Но откуда я мог знать, что у нее было желание спать со мной?

Я не мог это так просто оставить.

– Почему ты мне тогда не сказала, что собираешься в Кембридж? Как ты могла так поступить со мной? Я тоже мог бы туда попасть.

– Вряд ли это удержало бы тебя от разврата. Да и в конце концов, ты теперь старший сотрудник в «Баббингтон Боттс». Это не так уж плохо для того, кто не учился в Кембридже.

Странно, неужели она все еще обожает меня, как и в то время, когда хотела со мной спать?

– Речь не о том. Почему ты все-таки это сделала?

Она раздраженно пожала плечами.

– Не знаю. Это было так давно. Наверно, я хотела начать все с нуля. Или взять над тобой верх. А может, у меня просто такой характер. Не знаю.

В этот момент завопила Люси:

– Да-да, я знаю, я это знаю. На прошлой неделе я вела дело с токийским офисом. Мы отстаем от них на девять часов!

– Конечно, ты совершил чудовищную глупость, поступив в университет. Во всяком случае ты это заслужил.

– Как дела? – спросила Ханна, возвратившись к столу.

Я пытался подать ей знак, чтобы она удалилась, но Элли была рада пуститься в объяснения.

– Нормально. Мы тут говорим о свитерах, ласково льнущих к телу при каждом движении, и о лакированных шлепанцах с кисточками. Ему всегда это так нравилось.

Ханна уставилась на меня с притворным ужасом, который свидетельствовал о ее принадлежности к тем, кто счел бы такой комплект чересчур смелым. К счастью, те времена, когда я не сомневался, что прекрасно экипирован для борьбы за место под солнцем юриспруденции, остались далеко в прошлом. Теперь, когда я распрощался со старой модой, моим постоянным партнером был «Тед Байкер».[6]

– И это еще не все, – ухмыльнулась Элли.

– Не может быть! – воскликнула Ханна.

– Да-да. Я еще помню отутюженные джинсы с такими острыми складками, что можно было порезать о них палец.

Ханна захихикала.

– Тогда это было очень модно, – слабо отбивался я.

– Если иметь в виду пятидесятые годы, тогда конечно, – согласилась Элли.

Пожалуй, я мог бы сказать, что эти воспоминания разволновали меня. И все из-за женщины, которая была готова со мною спать. Мне до сих пор трудно было в это поверить.

– А кроме того, кто-то рассказывал мне о тех временах, когда он носил бермуды с длинными черными носками и…

Кто ей мог рассказать об этом?

– Я попал в разгар стирального кризиса, – запротестовал я.

– Пожалуйста, пусть лучше будут шлепанцы с кисточками, ну пожалуйста! – взмолилась Ханна.

Элли радостно кивнула, и Ханна одарила меня теплым, жалостливым взглядом.

– Это так очаровательно, Чарли. Я всегда подозревала, что в тебе живет маленький чертенок, готовый выскочить наружу.

Меня разбирала злость.

– Ханна, не вынуждай меня выставить на обозрение твою татуировку!

Элли с интересом поглядела на Ханну, лицо которой моментально запылало. Как-то субботним вечером, когда мы гуляли вдвоем, Ханна взяла с меня обет молчания, но теперь вызов был брошен. Она была уязвимой мишенью, и я хотел ее припугнуть.

– Можно посмотреть? – спросила Элли.

– Вряд ли, – сказал я.

В те годы, когда у нас была особенно напряженная работа, и я, и Ханна потеряли контакт с друзьями, а потому полагались друг на друга и по части развлечений, особенно по субботним вечерам. Но был всего один случай, когда я увидел у Ханны нечто большее, чем то, что позволительно показывать просто друзьям. Мы были в клубе вдвоем и со смехом закатились в пустой мужской туалет, где она стянула с себя трусики, чтобы продемонстрировать слово «Саймон» на одной из ягодиц. Буквы были мелкими, но их можно было разобрать на достаточно близком расстоянии, что я и сделал.

– Позволь узнать, – сказал я, задержав восхищенный взгляд на ее попке, имеющей форму персика, гораздо дольше, чем требовалось, чтобы прочитать одно-единственное слово, – что это значит?

Ханна покраснела.

– Мы с ним собирались стать женихом и невестой, и это было вполне серьезно. Он сделал эту татуировку ко дню моего рождения в качестве подарка.

– Ему понравилась твоя попка?

– Я так и не узнала об этом. Накануне дня рождения он меня бросил. А ведь казался таким СЕМом.