Контора

– В таком случае эта фраза ничего не значит, – продолжал я упорствовать. Взяв со стола солонку, я для пущей убедительности со стуком поставил ее па место. – Видимо, я совсем сошел тогда с ума.

– От любви? – Бросив на меня игривый взгляд, Элли тоже перегнулась через стол.

– Нет, от такого количества водки, которой хватило бы, чтобы вывести из строя русскую армию.

Она улыбнулась многозначительно.

– Не смущайся. Мне нравятся мужчины, способные высказать то, что у них на сердце.

– Ну что ж, в моем сердце ты обнаружишь только одно: слово «Отцепись!», выгравированное крупными буквами.

Усмешка Элли бесила меня.

– In vino Veritas,[21] – протянула она.

– А в водке – чушь собачья.

Элли недоверчиво покачала головой.

– В своих поступках, Чарли, надо всегда руководствоваться чувствами.

Да она меня просто заводит!

– В таком случае, ты не против, если я засуну эту тарелку тебе в глотку, не так ли? Именно это диктуют мне сейчас мои чувства. К тому же это заставит тебя заткнуться хотя бы на пару минут.

К счастью, в эту минуту вошла Ханна, и мы оба вернулись на место.

– Ты позволишь? Это старый фарфоровый сервиз моей мамы – тарелка, которой ты угрожаешь Элли, из него. Мама пересчитывает все предметы всякий раз, как заходит ко мне. – Голос Ханны повысился на целую октаву – так бывало всегда, когда она упоминала свою еврейскую мамашу, которой были присущи претензии на светскость. – Она всегда говорит, что я не создана для фарфоровых сервизов. – Эта дама, встретившись со своими шикарными друзьями где-нибудь в Вест-Энде, после ланча с ними останавливала такси и, энергично послав им воздушный поцелуй, доезжала до ближайшей станции метро, где и высаживалась. – Не смотри на меня так. Не могу же я ей сказать, чтобы она поискала недостающую тарелку в глотке у Элли, не правда ли?

– А было бы занятно, – заметил я.

– Чарли совершенно непредсказуем, не так ли? – сказала Элли.

Ханна скорчила рожу.

– Как я вижу, вы двое прекрасно ладите – впрочем, как всегда.

Я взглянул Элли прямо в глаза и подождал, не выболтает ли она мое признание в любви, вволю покуражившись надо мной.

– Просто Чарли – это Чарли, – изрекла она наконец, ответив пристальным взглядом на мой взгляд.

Ханна кивнула с полным пониманием, не замечая подтекста.

– В таком случае, не стесняйся – швыряй в него всю мою коллекцию бульонных чашек.

– Заманчивое предложение, – протянула Элли, – но, пожалуй, я предпочту душ, если можно.

И они исчезли вместе: Ханна пошла показать Элли, где что брать. Я-то провел здесь столько ночей, что у меня было свое собственное полотенце в углу сушильного шкафа. Ханна вскоре вернулась и тяжело опустилась на стул, на котором раньше сидела Элли.

– У тебя есть планы на сегодняшний вечер? – спросила она с надеждой.

– Мне нужно пойти на собрание компаньонов, – ответил я.

– Ну да, конечно. А ко мне на обед придет Джеймс Бонд.

Мы усмехнулись друг другу.

– Значит, записная книжка-календарь на сегодня заполнена не до конца?

– Да. Впрочем в любом случае я бы никуда не пошла: когда я приползаю вечером с работы, у меня хватает сил только на то, чтобы включить микроволновку и телевизор.

Я состроил гримасу.

– Стало быть, ты не перерабатываешься. У меня нет сил и на микроволновку. Я просто достаю из холодильника банку бобов и кусок салями. Причем это в самый удачный день.

Ханне всегда доставляла удовольствие эта игра.

– Кусок салями? Да я была бы счастлива! Я выскребаю позеленевший сыр из помойного ведра и ем его с горстью затхлого корнфлекса.

– У тебя есть помойное ведро? Да я был бы счастлив! А у меня груда гниющего мусора в углу кухни. Когда никто не видит, я выбрасываю все это в окно.

Она усмехнулась.

– У тебя есть окно? Да я была бы счастлива! В подводной лодке и то больше воздуха и света, чем в этой квартире.

Я выразительно обвел взглядом просторную светлую кухню. Мне было доподлинно известно, что эта квартира в шикарном доме стоит почти столько же, сколько подводная лодка.

– Ты снимаешь эту квартиру? Да я был бы счастлив! А я одолжил у друга палатку, но у него только колышки, а брезента нет. Но я не в претензии: все-таки дом.

– У тебя есть друг? Да я была счастлива! – Ханна замолкла и печально взглянула на меня. – Вот теперь не в бровь, а в глаз.

Я взял ее за руку, пытаясь утешить.

– А как же вчера вечером? Ведь ты всегда встречаешься по пятницам с поклонниками.

– Да, и все они – блестящие юристы из Сити, у которых тоже нет никакой жизни. И мы весь вечер беседуем исключительно о работе. Это сводит меня с ума! И мне ни разу не удалось встретить ХЕМа.

Даже юрист в принципе может иметь полноценную личную жизнь, хотя это очень сложно: ведь ты – раб своего графика рабочего времени.

Вот почему юристы из Сити часто кончают тем, что заключают браки между собой: каждый понимает проблемы другого и ни один не возвращается домой раньше другого, поэтому никто не ощущает себя одиноким.

Ханна всегда тяжело переживала, что круг друзей с годами сужается. Однажды она мне объяснила:

– Понимаешь, у евреев о человеке обычно судят по количеству его друзей.