Контора

Самые преуспевающие компаньоны фирмы, как известно, всегда отличались вольным отношением к тому, что именуется работой над делами. Прогулки в кабинет другого компаньона, чтобы обсудить связанные с этим вопросы, временами – телефонная болтовня с клиентом о крикете, разговоры с женой о том, что в этот день произошло на работе, и, конечно, размышления в туалете – все это вписывается в образцовый график. Однако налоговое ведомство пока еще не удосужилось отнести профессию юриста к разряду творческих – иначе такой график порождал бы звезд юриспруденции.

Нигде время так не податливо, как в графике юриста. Существует старый анекдот о юристе, который умирает и оказывается у врат рая. «Вот и ваш час пробил», – нараспев говорит Святой Петр. «Как же так? – спрашивает юрист. – Мне всего сорок восемь лет». «Странно, – отвечает Святой Петр. – Согласно вашему графику, вам уже сто двадцать».

Грэхем бросил на меня многозначительный взгляд.

– Не беспокойтесь, Чарлз. Мы тут всегда будем заботиться друг о друге, что бы ни случилось.

– Спасибо, Грэхем, – ответил я, преодолевая искушение завопить: «Поскорее бы настало это чертовски приятное время, чтобы исполнились твои посулы, садист!» Вместо этого я силился понять, что скрывается за его словами.

Вернувшись к себе в кабинет, я развернул вращающийся стул спинкой к двери и посмотрел в окно. Поскольку это было окно рядового работника, единственное, что я мог через него видеть – это здание напротив, но мой статус был достаточно высок, чтобы вообще иметь окно. Если бы вас окружали голые стены, вы могли бы распрощаться с надеждой стать компаньоном.

Я безмолвно извинился перед Майклом Кьюзаком. Я мог бы, положа руку на сердце, заявить, что он не был виноват.

– Ты и вправду хочешь узнать, Грэхем, почему я стал юристом? – пробормотал я. – Из-за проклятой Элли Грей, вот почему.

ГЛАВА 2

– Да этот парень – нацист, – громко сказала Ханна, резко поставив на стол кружку «Будвайзера», от чего на ней образовалась белая шапка пены.

– Вздор. По мне, так он не более чем обычный садист, – возразил Эш.

Люси пьяно качнулась вперед на стуле.

– Нет, нет, нет! Я думаю, что у него всего лишь проблемы с сексом.

– Значит, мы пришли к соглашению, – подвел я итог разговора о компаньоне, специализировавшемся на частном праве.

– Он фашист еще тот, да к тому же и обидчивый. А значит, то, что нам надо, – добавил Эш, пробарабанив кулаками по столу дробь, и мы все громко воскликнули хором:

– Компаньон – ублюдок недели!

Ханна захихикала и тяжело опустила голову на мое плечо.

– О, Чарли, кто бы мог подумать, что в итоге мы тут окажемся вчетвером!

Это было все, что осталось от Товарищества, как мы окрестили нашу группу восемь долгих лет тому назад. Из сорока четырех ясноглазых студентов-юристов, составлявших эту группу первоначально, в «Баббингтон Боттс» остались только четверо. Одни ушли, так как не сумели приспособиться, другие – пустились в погоню за лучшей жизнью или вообще за жизнью, а остальные просто выпали в осадок.

Начальство держало всех нас в черном теле. Ни одна юридическая фирма не проводила более суровой политики в отношении своих сотрудников, чем «Баббингтон Боттс». Это со всей очевидностью напоминало сталинское Политбюро. Если ты, придя на собрание, не обнаруживал своего стула, то уже мог не сомневаться, что тебе предстоит путешествие в ГУЛАГ; сотрудники, пришедшие в понедельник утром на работу и обнаружившие, что их роскошные крутящиеся стулья заменены на жесткие, с деревянными спинками, были обречены на вылет.

«Рациональная реорганизация ресурсов», – так говорилось в докладных записках, или «Три Р» – была достаточным объяснением того, что вас увольняют. Все это выглядело не менее убедительно, чем непосредственное указание на дверь.

Мы вчетвером собирались каждую пятницу по вечерам в винном баре, где выбирали из числа компаньонов ублюдка недели. С годами наша группа становилась все более сплоченной. Хотя мы вели серьезное соперничество друг с другом и каждый имел свои амбиции, тем не менее мы понимали, что не приносим фирме сколько-нибудь значимой пользы. В итоге возникло сильное ощущение: Мы против Них. Конечно, при всем том Мы испытывали болезненное стремление присоединиться к Ним.

Все стажеры должны были проходить двухгодичную практику, прежде чем им присваивалась квалификация, а в «Баббинггоне» это означало по шесть месяцев в разных отделах. Меня и Ханну всегда направляли в один и тот же отдел, и вскоре мы с ней сошлись в отношении к выбранной нами профессии, став добрыми товарищами. Мы были выше тех, кто на полном серьезе относился к своим обязанностям.