Конторщица 2

Заслуженная девушка со следами трудной судьбы на лице, оказалась Лидочкиной одноклассницей! А выглядит лет на десять старше. А то и на все пятнадцать. Женщины здесь быстро стареют.

Фух, что-то я аж расстроилась. Не хочу также.

Но сходить надо бы. Во-первых, просто любопытно, во-вторых, лучше уж в школе потусоваться, чем огород полоть и с лидочкиной матерью общаться, а, в-третьих, если я не пойду без причины — меня не поймут, а нужно же здесь жить дальше.

— Конечно пойду, — скривилась я, случайно коснувшись кровавой мозоли на ладони.

— А что наденешь? — внезапно заинтересовалась моя собеседница, с легкой тревогой в голосе.

— А есть разница? — удивилась я.

— Ну, конечно! — взволнованно затараторила немолодая девушка, — Не можем же мы в одинаковых платьях прийти.

Капец. Оказывается, дресс-код тут посерьезнее, чем на каком-нибудь торжественном приеме в честь платинового юбилея королевы в Букингемском дворце.

В результате сложных переговоров, немолодая девушка (которую, как выяснилось, зовут Татьяна) пообещала принести мне одно из своих парадных платьев, решительно забраковав мой незамысловатый лук из джинсов и рубашки.

Татьяна не подвела и притащила увесистый тючок в дом Скобелевых.

— Сама погладишь, — заявила она, перекинулась парой слов с лидочкиной матерью и упорхнула собираться.

Я вернулась в комнату и развернула сверток, оттуда вывалилось изрядно мятое, лиловое, блестящее платье, обильно украшенное вышивкой, воланами, рюшами и какими-то чудовищными помпончиками. Мне стало тоскливо и остро захотелось обратно полоть огород.

Дверку рыжеватого шкафа, обклеенного овальными наклейками с девушками, украшало большое зеркало, с чуть облупившейся амальгамой. Я подошла ближе — на меня смотрела всё та же Лидочка Горшкова, правда неплохо так постройневшая, с нормальной прической и бровями. Я приложила блестящее платье к себе, глянула в зеркало и расхохоталась.

Тьфу, ты.

В общем, в результате я отправилась на встречу одноклассников в джинсах.

Школа деревни Красный Маяк находилась в небольшом одноэтажном здании, вытянутом буквой «Г» и напоминающим больше амбулаторию, чем общеобразовательное заведение. Клумба перед входом была густо засажена бархатцами, весь школьный двор утопал в яблонях-антоновках, а у забора в зарослях мясистых лопухов и глухой крапивы снисходительно паслись пресыщенные козы. В глубине двора торчали две старых теплицы и кочегарка красного кирпича.

Я вошла в дверь, над которой полыхала многообещающая надпись: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!», и осмотрелась. Нас собралось немного, примерно с десяток. Как оказалось, потом, это была встреча не только лидочкиного класса, а еще одноклассников на год старше и на год младше. Классы здесь были крайне малочисленными, к примеру, в Лидочкином — училось четверо.

Встречей рулила пожилая учительница, с неожиданно традиционным именем Марьиванна. Она была классным руководителем и заодно вела почти все гуманитарные предметы в школе.

Аниматором Марьиванна оказалась понимающим, так что после очень краткого и поспешного торжественного приветствия, вялого чтения стихов и порций ахов-вздохов, мы облегченно вручили ей гладиолусы, под старенький баян недружным хором исполнили песню «Вместе весело шагать» (и потом еще какую-то, про картошку), и, с чувством выполненного долга, наконец-то, сели пить чай с домашним пирогом.

В той, прошлой жизни, посещение встречи одноклассников по размаху и масштабу было сродни Королевскому Уимблдону, если не больше. Помню, все выделывались, как умели, демонстрируя пренебрежение к менее успешным одноклассникам, особо выделяя, если кто постарел, потолстел, не смог сделать карьеру и все такое. Здесь же было простенько и душевно: собрались, тихо повспоминали разные истории из школьной жизни, где-то посмеялись, где-то погрустили, но успехами не мерялись. Даже на мои джинсы ничего не сказали.

В общем, понравилось.

Марьиванна была из той, старой, породы советского учителя-интеллигента на селе. Она разговаривала исключительно на языке Горького, Паустовского и Державина (ага, все эти «ветр», «глас», «вострепещут»…). И, соответственно, ожидала от окружающих того же. В ее присутствии селяне не матерились, старались обильно не дышать чесноком и перегаром, и здоровались всегда уважительно первыми.

В общем, пока лидочкины одноклассники старательно исполняли песни под баян, я решила выяснить, в чем суть конфликта между переводчиками при разных художественных переводах Бальмонта.

— Бальмонт переводил со многих языков… — задумалась Марьиванна, но я невежливо перебила.

— Нет же, кто именно переводил стихи Бальмонта на русский язык и в чем там отличия?

— Ох, Скобелева, Скобелева, — вздохнула Марьиванна, — как была ты троечницей, так и поныне не блещешь. Ну какие еще переводы Бальмонта? Он же писал исконно на русском!

— Как на русском..? — только и смогла выдавить я.

Марьиванна еще раз вздохнула, покачала головой и вышла из класса. Вернулась она с потрепанной книгой.

— Вот, сама погляди.

Я полистала. И зависла.