— Да вы что! — испугалась я, — он мне не простит никогда, что кто-то еще об этом узнал. Я сама отдам!
Нехотя, скрепя сердце, Валеев согласился.
Мы еще немного поболтали о Светке. Я сказала Валееву, что все эти кружки музыки, рисования — это, конечно, хорошо, но Светке нужно начинать изучать английский. Нужно искать репетитора.
Валеев несколько удивился, но я убедила его, что для развития Светки — это необходимо. Так как он не очень понимал в развитии детей, то и возражать особо не стал. Сказал, что подумает.
— Я договорился и наш развод с Юлией оформят через четыре дня, — вдруг без перехода сообщил Валеев.
— Так месяц же!
— Мне пошли навстречу, — многозначительно хмыкнул он. — Так вот что я думаю, Лидия Степановна, а если мы с Вами в тот же день и заявление подадим? А то, боюсь, вдруг не успею…
Я согласилась.
Повисла неловкая пауза.
Чтобы как-то разрулить неприятный момент, я опять ляпнула первое, что пришло в голову:
— Красивая у вас югославская стенка. Удобная очень.
— Но это румынская стенка, Лидия Степановна, — поправил меня Валеев и посмотрел с несколько удивленным видом.
Вот блин!
Глава 35
На работе я сразу заскочила к Алевтине Никитичне:
— Вот, — протянула я ей синие папки. — Это нужно положить на место. Незаметно. Но так, чтобы комиссия их обязательно нашла. И чем раньше — тем лучше.
— Прекрасно! — усмехнулась Алевтина Никитична, натягивая синий халат поверх платья. — Сделаю, девонька, прямо сейчас же и сделаю!
Она мгновенно засуетилась, быстренько выпроводила меня из склада и ушла, спрятав папки под намотанные в два слоя мешки, и какие-то жухлые, заляпанные картонки. Штирлиц, блин.
Я, наконец, спокойно выдохнула (сама даже боялась признаться себе, как меня эта ситуация с папками мучила).
И вот в таком полурасслабленном состоянии я тихо себе брела по коридору, пока нос к носу не столкнулась со Щукой (да что ж за невезуха такая!).
— Горшкова! — на весь коридор рявкнула женщина-гренадёр, злобно потрясая каким-то бумажками — А что это ты тут прохлаждаешься?! Неделю прогуляла, а теперь от работы отлыниваешь!
— Работу вы мне всегда найдете, — мрачно ответила я. — Прогулять у меня при всем желании не выйдет. А так-то я больничный сдавать ходила. И да, спасибо, Капитолина Сидоровна, чувствую себя немного получше.
— А на каком основании ты внутренние документы через посторонних людей мне передаешь?! — проигнорировав мою подколку, взвизгнула Щука (но это я аллегорически говорю, на самом деле Щука всегда говорила густым басом, поэтому у нее вместо взвизга получился скорее «взрявк», но так говорить не литературно, поэтому пишу общепринято — взвизгнула).
У меня аж заложило уши и взболтало вестибулярный аппарат, и я подавила желание попросить пакетик (чай не самолет же).
— Отвечай! — опять взвизгнула Щука, видя, что я чуть подвисла.
— А как мне передавать надо было? — уточнила я, пожав плечами, — я заболела, лежу с высокой температурой, врач настаивает на госпитализации, а у меня одна мысль — нужно же документы Капитолине Сидоровне передать, а то она вечером их дала и до обеда срок назначен. Пришлось просить жениха подключиться.
— Какого еще жениха? — растерянно спросила Щука уже более нормальным тоном. — Ты же замужем за Валерой Горшковым.
— Уже нет, — поделилась я сокровенным, и глаза Щуки алчно блеснули от любопытства, — мы позавчера развелись. Потому, что я замуж выхожу. Вот ждем, когда мой жених тоже разведется и сразу свадьбу сыграем.
Щука побагровела.
— Это неслыханно! — прошипела она. — Какая распущенность! Да уж, не зря товарищ Иванов этот вопрос поднимал…
— Товарищ Иванов — известный блюститель нравственности! — сообщила я Щуке, и две проходящие мимо малярши, услышав, прыснули от смеха.
Отлично. Сейчас моя фразочка пойдет гулять по депо «Монорельс».
В общем, пока Щука переваривала последние новости и крысилась на хохочущих работниц, я потихоньку ретировалась.
Работать же надо, а не прохлаждаться!
Новость моментально взбудоражила все депо «Монорельс» (я имею в виду контору, а если конкретно — то ее женскую половину). Ко мне в копировальный раз пять заглядывала Зоя, один раз — Тоня и дважды — Репетун. Но я не повелась и изображала ужасно занятый вид.
А в обед я сразу выскочила на улицу. Решила — забегу в булочную, куплю какой-нибудь рогалик и хватит с меня. Римма Марковна, конечно, ругаться будет, если узнает, что я супчик не ела. Но она не узнает. А сидеть в столовке под сотнями любопытствующих взглядов ой как не хотелось.
Под старой корявой липой, прямо напротив проходной, стоял субъект в кепке, явно из блатных, курил и пристально пялился на меня.
«Пасет», — подумала я, но сворачивать было некуда, пришлось идти. День в разгаре, с проходной меня видно хорошо, авось не тронет.
Когда я поравнялась с ним, он щелчком отбросил окурок и вдруг сказал:
— Лида Горшкова?
Я неуверенно кивнула, внутренне холодея.
— Да не ссы ты. Своих не тронем, — хохотнул парень и представился. — Я — Крот. Боря Крот.
Я неуверенно кивнула. Вот только с криминальными мне связываться не хватало. Между тем Крот продолжил: