Римма Марковна была на седьмом небе от счастья, сперва она всё пыталась заставить меня надеть свадебное белое платье (чтоб как у людей было). Платье она выпросила у какой-то знакомой, от ее старшей дочери. Но я отказалась. Римма Марковна сначала даже слышать мои отказы не хотела, но я ее таки убедила, что Валееву нельзя волноваться, поэтому у него не должно быть поводов для сильных эмоций — ни плохих, ни хороших.
Вроде поняла и даже не ворчала. Почти не ворчала. Но праздничный стол у нас был. И даже огромный «Киевский» торт. Так что отметили по-человечески.
Валеев прописал Светку в квартиру. Переоформил всё на нее (у него гараж был и участок за городом). Машину переоформил на меня (сбылась мечта идиотки о машине. Еще недавно я мечтала купить, хоть подержанную, но денег не хватало, а теперь у меня есть своя машина, но это уже не радует).
Так как Валеев рулил по профсоюзной линии города, то связи у него были везде, так что опеку над Светкой мне оформили тоже быстро. Тем более, что Ольга официально написала отказ. Более того, ее нигде не могли найти. Я надеялась, что она таки подцепила себе иностранца и свалила за границу навсегда.
Как-то мы сидели вечером в его кабинете (незаметно мы так стали проводить все вечера, ведь столько еще всего нужно было успеть, а время истекало неумолимо), и разговаривали:
— Ты знаешь, я тут подумал, — сказал внезапно Валеев, перебив сам себя (он объяснял мне к кому из его знакомых и в каких случаях нужно обращаться), — Кажется, я понял, почему ты периодически не можешь нормально кушать.
— Почему? — удивилась я (недавно только он заметил, что у меня периодически исчезает аппетит, я ему немного пожаловалась, а потом уже и забыла об этом, а он вдруг вспомнил).
— Ты же из будущего. Сама говорила, что пища у вас вся на усилителях вкуса, всё другое, — усмехнулся Валеев, — поэтому вкусовая память из прошлого тебя тормозит. Наша простая пища тебе уже не такая вкусная.
Я задумалась. А что, вполне может быть. Когда-то в детстве я обожала подушечки с кофейной начинкой, но они были не то, чтобы в дефиците, но и не всегда в продаже в нашем магазине. А потом, уже будучи взрослой, как-то я купила целый килограмм этих подушечек. Съела одну и поняла, что мне не нравится. Разбаловалась я от продуктового разнообразия, которое было у нас в последние годы. Возможно, и тут так же. Ведь когда товарищ Иванов на водном поло (на Олимпиаде) угостил меня «Пепси-колой», аппетит у меня в тот вечер был ого-го. В общем, нужно проверить эту теорию.
— А знаешь, что я тебе еще скажу, Лида, — вдруг положил руку на мою Валеев. — Я очень жалею, что мы с тобой встретились при таких обстоятельствах. Эх, если бы хоть немного раньше. Уж я бы тебя не упустил!
— Да ты бы на меня даже не посмотрел! — рассмеялась я невесело.
— Вот ты злючка! — хмыкнул Валеев и поддел. — Хотя тут ты права.
— Или я бы на тебя не посмотрела, — выдала комплементарную ответочку я, — мужчину без научной степени я даже рассматривать никогда не буду.
— Ха! А у меня научная степень — есть! — показал мне язык Валеев.
Это был последний наш разговор. Потому что ночью Валеев умер.
Вот так.
Мне дали три положенных дня на работе, остальное я помню плохо: всё как в тумане. Не хочу говорить об этом. Больно.
Пропустим этот кусок жизни…
А через три дня я вышла на работу. Меня особо не трогали, косились только. Но мне было все равно на них. Уйду к чёртовой матери! Союз большой, работу найду, мы со Светкой не пропадем. И Римма Марковна, куда же без нее. Она за эти дни сильно сдала. Плакала украдкой, но меня и Светку подбадривала, как могла. Хорошая она. Вредная, но хорошая. Настоящая.
— Лида, — в копировальном вдруг стало тихо.
Я подняла голову. Рядом стоял Иван Аркадьевич. Он немного постарел, осунулся, но держался бодрячком.
— Пойдем ко мне, — сказал он, — поговорим.
Я кивнула, и мы пошли.
Мы шли по коридору молча. Коллеги только косились.
В кабинете, в знакомом полуподвальчике, как обычно было накурено, куча бумаг в хаотическом состоянии, чашки вперемешку с пепельницами — всё, как всегда.
— Как ты? — просто спросил он и я, наконец, разрыдалась. Все эти дни держалась, ради Светки, ради Риммы Марковны, а тут как плотину прорвало.
— Ах, ты ж беда какая, — засуетился Иван Аркадьевич и протянул мне носовой платок.
— Я рада, что вас выпустили, — всхлипнула я.
— Да, выпустили, — усмехнулся Иван Аркадьевич. — Папки нашли. И там оказалось, что ничего такого и не было. Вот и выпустили.
Я пожала плечами и заметила с деланным равнодушием:
— Странные люди, и стоило из-за такой ерунды такую бучу поднимать?
— Согласен, — подмигнул мне Иван Аркадьевич.
Больше мы к этой теме не возвращались.
На работе все опять стало рутинно. Где-то пропала Машенька. Ходили слухи, что перевели ее куда-то «наверх». Щука ходила вся как пыльным мешком прибитая, Лактюшкина заискивающе улыбалась. Иван Аркадьевич взял с меня обещание, что я экстерном сдам экзамены сразу за год в институте, а через пару месяцев — еще за год.