Конторщица-5

– Светин отец недавно умер, – еле слышно сказал Будяк и метнул быстрый взгляд на Светку, но та не услышала, сосредоточенно выковыривая из кусочка фаршированной рыбы морковку и раскладывая её по краям тарелки.

– А вот кто вы такой и к чему такой пристальный интерес к нашим семейным делам? – не остался в долгу Леонид.

– Так что это за очередной отец? – вопросом на вопрос ответил Будяк, требовательно глядя на меня.

– Леонид – Светочкин крёстный, – торопливо внесла ясность Римма Марковна, пока ситуация не стала совсем критичной.

– А! Так вы кум Валеева? – удовлетворённо констатировал Будяк, язвительно хмыкнул и положил себе на тарелку рагу из кролика. – За это надо выпить!

– Я не пью, – тотчас же заявил Леонид и отодвинул полупустой бокал с шампанским в сторону.

– Да как вам угодно. А мы вот выпьем, по-семейному, – Будяк деловито разлил шампанское по бокалам мне и Римме Марковне. Себе он плеснул коньяку.

– Давайте выпьем за Лиду! – предложил Будяк нам с Риммой Марковной (Леонида он проигнорировал), и внезапно добавил, обращаясь исключительно ко мне, – я ласковый и хороший, ты не пожалеешь!

Леонид поперхнулся фаршированным толстолобиком и закашлялся.

Мы чокнулись и выпили.

– Вот это тост, – проворчал Леонид, справившись с кашлем.

– Веселить красивых девушек мне нравится, – отозвался Будяк, миролюбиво наколов соленый грибочек вилкой.

– Светочка, если ты покушала, иди к себе, – торопливо произнесла Римма Марковна, – я тортик тебе в комнату сейчас принесу.

– И компотик! – заявила Светка и, радуясь от того, что её, наконец, отпустили, ускакала к себе.

– А вот скажите, Леонид, почему же вы на похоронах не были и объявились аж через год? – воспользовался тем, что Светка ушла, Будяк.

– Я был в отъезде, – хмуро ответил тот, давая понять, что дальше эту тему развивать не намерен.

– Зачем же тогда пытаться занять седалищем три четверти лавочки, если жопа шириной в десятую её часть? По размерам и по масштабности, – неуклюже пошутил Будяк и подмигнул Римме Марковне.

Леонид вспыхнул.

– Вижу, адекватные люди нынче редкость, – процедил он и, потеряв интерес к Будяку, повернулся ко мне, – Лида, я посмотрел документы на квартиру. Там есть несколько моментов, из-за которых при желании её могут у вас отобрать. И, думаю, это произойдёт очень скоро.

– И что делать? – ахнула Римма Марковна, опередив мой вопрос.

– Нужно обменять Васину квартиру и твою вот эту на квартиру в Москве, – сказал он. – С доплатой, разумеется. Я сейчас, когда вернусь, сразу начну искать нормальные варианты обмена.

Римма Марковна перевела недоумённый взгляд на меня, а Леонид продолжил:

– Лида, ты когда в Москву переезжать собираешься? Мне нужно чётко знать конкретные сроки. Иначе не уложимся. Это ведь не так просто.

– В каком смысле переезжать в Москву? – удивился Будяк, – Лида никуда переезжать не собирается. Только в Малинки.

– После Нового года я поеду туда сама, мы основное управление депо «Монорельс» будем там организовывать, – тихо объяснила всем я, – полгода буду ездить туда-сюда, примерно по две-три недели. Как раз Света закончит первый класс, а с сентября она уже пойдёт в московскую школу.

– Как в Москву?! – всплеснула руками Римма Марковна и возмущенно воскликнула, – И почему это, Лида, я узнаю об этом только сейчас?!

– Тогда успеем, – не обращая внимания на взбудораженную старушку, задумчиво посмотрел на люстру Леонид, что-то прикидывая про себя и добавил, – за это время нужно будет, кстати, подыскать Свете хорошую спецшколу с основным уклоном в немецкий язык.

– Какой ещё немецкий язык?! – возмутилась Римма Марковна, – Света уже учит английский и начала изучать французский. С неё достаточно!

– А зачем он вам нужен, этот французский? – искренне удивился Леонид.

– Он самый красивый! – убеждённо воскликнула Римма Марковна, глаза её вспыхнули мечтательным огнём, – на нём же разговаривали и писали великие Гюго и Мопассан… Бодлер и Сент-Экзюпери!

– А на немецком разговаривали и писали великие Розенкранц и Карл Маркс. И что с того?

– Но Лида… – глаза у Риммы Марковны округлились, как у простуженного мопса. – Как же так? Как так-то?

– Римма Марковна, – устало сказала я, – немецкий язык для Светы – это была последняя воля Василия Павловича. Его предсмертное желание. Он взял с меня обещание. Понимаете?

Римма Марковна поникла, вздохнула, но тут же подпрыгнула на стуле:

– А что ещё за спецшкола такая?! Что за выдумки?! Зачем было забирать Светочку из детдома? Чтобы теперь, когда она привыкла к дому, отдать её в интернат?

– Это не интернат, Римма Марковна, – терпеливо поправил её Леонид, – а спецшкола. Там, между прочим, дети высшего партийного руководства учатся. Да, всю неделю они учатся, а на выходные – домой. И не так просто будет её туда устроить. Но у меня есть там кое-какие связи…

– Какая-то ерунда! – вдруг подал голос молчавший всё это время Будяк, – никуда Лида переезжать не будет. Точка.

– Вас вот не спросили, – огрызнулся Леонид и обновил мне, Римме Марковне и себе шампанского. Коньяк Будяку не налил.

Будяк многозначительно, долгим взглядом, посмотрел на Римму Марковну, и та вдруг выдала: