— Именно поэтому я и стараюсь подстраховаться, — вздохнула я. — Когда происходит противостояние «ум» или «красота», всегда стопроцентно побеждает красота. Особенно если это касается женщин. И связи. Увы, но это так. И эта непутёвая актрисулька вполне может обаять какого-нибудь деятеля «наверху», и он может решить судьбу Светы в пользу Ольги. Это — раз. А во-вторых, я боюсь, что мои родственнички, Ольга и моя мамашка, в борьбе против меня очень быстро споются. А так у меня протокольно отмечено, что я взяла дочь сестры бывшего мужа, да ещё после нашего с ним развода, к себе, чтобы не допустить детдом.
— Ох, накручено как, — покачал головой Карягин и поморщился, долгоиграющие многоходовые стратегии он не любил.
— Да ничего не накручено! Одно дело — забрать падчерицу, это как семейный долг воспринимается, и совсем другое — очень отдалённую родственницу, считай совершенно чужого человека. Это уже как героический подвиг почти.
— В принципе, ты тут права, — кивнул Иван Аркадьевич, — но вот всё равно не пойму ничего. Зачем же ей обратно Свету забирать, если она не занималась нею и хотела в детдом сдать?
— Квартира.
— Что квартира?
— От Валеева Светке осталась квартира. Улучшенной планировки в доме для партработников.
— А-а-а-а, тогда понятно, — отрешенно побарабанил пальцами по столешнице Карягин, — но ладно, раз ты так думаешь — действуй. Если нужна будет моя помощь — ты знаешь.
— Знаю, — улыбнулась я и сказала, — спасибо вам, Иван Аркадьевич. Вы для меня очень много сделали и делаете. И я это ценю.
— Иди уж, егоза, — проворчал он, но видно было, что тронут.
Я вышла из кабинета Ивана Аркадьевича и по новой привычке решила сбегать на улицу, купить пломбир, чтобы успокоить нервы. Прямо напротив проходной депо «Монорельс» продавали мороженое с уличного лотка.
Я зашла на проходную и замешкалась, роясь в сумке в поисках мелочи (кошелёк сегодня забыла дома в другой сумке, но мелочь на сдачу я часто бросала в боковой карманчик, вот и накопилось там). Пока я копошилась на выходе, из комнатки проходной выглянула тётя Валя. Она сегодня дежурила:
— Здравствуй, Лида! — улыбнулась она, — а я смотрю, кто это тут у меня застрял. Случилось чего?
— Да мороженого захотелось, сил нету, — ответила я, здороваясь, — вам тоже купить?
— Нет, я покашливаю, на выходных со снохой в деревне на речку стирать ходили, вода холодная, вот я и подстыла маленько. Теперь чай с мёдом пью. Может, будешь?
Тёте Вале явно хотелось поболтать. Обычно я всегда уделяла ей немного времени, просто сейчас у меня его категорически не было.
— Я бы с удовольствием, — ответила я, подсчитывая, хватит ли мелочи, — но спешу, работы много.
— А как там твои дела с матерью? — вдруг спросила она.
Блин, вот всем есть дело!
Но виду я не подала и также приветливо ответила:
— Да всё нормально.
— А чего ж мамка твоя аж сюда приезжала? — не унималась тётя Валя, — зачем же ты родную мать так обижаешь, что ей аж защиты у общества просить приходится? А с виду, ты, Лида, такая порядочная казалась…
Ну и вот что ей говорить? А ведь тётя Валя — простая женщина, без образования, работала у нас в депо маляром, потом вышла на пенсию и, чтобы дома не сидеть, подрабатывает на проходной. Срез, так сказать, общественного мнения. И это мнение всё больше и больше мне не на пользу.
— Мать сердится, что я соседку-старушку к себе жить забрала.
— А зачем ты чужую старушку приютила, а родную мать обижаешь? — не поняла меня тётя Валя, — не хорошо так с родной матерью поступать.
— Она хочет, чтобы я Римму Марковну выгнала, а Светку отдала в детдом.
— Родная мать родному дитяти никогда плохого не посоветует, — упрямо покачала головой тётя Валя, — ты мамку во всём слушаться должна. И помогать. Это долг твой, дочерний.
Ага, всем я всё должна!
Но объяснять постороннему человеку все нюансы не хотелось.
— Мне жалко выгонять по совету матери Римму Марковну в Дворище.
— В Дворище? — охнула тётя Валя, — да, Дворище и врагу не пожелаешь. Страшно состариться и туда попасть. У нас вон соседи, всю жизнь вместе прожили. А нынче как совсем состарились, так Егор отца к себе в Ленинград доживать забирает, а мамку в Дворище, значит, решил отдать.
— Как же так? — только и смогла сказать я, у меня аж челюсть отвисла от изумления.
— А вот так, не родная она ему, мачеха. Не любил он её. И теперь смотреть за ней не хочет.
— Но как же…
— Да, беда вот такая… почитай пятьдесят лет вместе прожили, душа в душу, вместе состарились и теперь разлучаться приходится. Чай и не увидятся больше никогда.
— Ужас какой.
— Так что ты правильно, что старушку на Дворище не отдаешь. Но и с мамкой мириться надо. Поняла?
— Поняла, — кивнула я, радуясь, что хоть одного человека смогла убедить в своей правоте.
Мда, информационная война против меня пошла мощная. И симпатии общественности, как показал разговор с тётей Валей, явно не на моей стороне.
Нужно срочно продумать чем и как перебить этот негативный поток информации. С общественным мнением в это время не шутят. И Лидочкина мать прекрасно это понимает, потому и решила бросить все дела и рвануть в город дожимать меня морально.