Конторщица

– Возле окна вон, – сказала она. – Самый большой, между прочим. Иван Аркадьевич велел внести.

– Во как, – сказала я, с интересом разглядывая массивный письменный стол из дуба. Явно он принадлежал раньше какой-то большой шишке. На столе лежала папка и стояла пишущая машинка. Новая.

Аллочка продолжала строчить.

– Слушай, Алла, – обратилась я. – Ты не в курсе, что это такое происходит?

– О-о-о! – хихикнула Аллочка, – он вчера вернулся сам не свой. Орал тут на всех. Сперва выпил чайник кофе и скурил все сигареты, а потом валидол ел. Что ты ему такого наговорила?

– Да вроде ничего, – пожала плечами я.

– Угу, ничего, – хихикнула Аллочка, – он, как вернулся, сразу Щуку на ковер вызвал. Там такие крики стояли. Щука из кабинета вышла и, говорят, сразу в обморок хлопнулась. Ее Жердий еле валерьянкой и пустырником потом отпоила. И, главное, не говорит никому ничего. А сегодня утром позвонила, что на больничный ушла.

– Ну, так пусть лечится, – пожала плечами я. – Ей полезно.

– Так ты дослушай! Дослушай, – продолжила Аллочка, забыв о печатной машинке, – следом он вызвал Лактюшкину. И опять там ор такой стоял, что прямо ой. Лактюшкина вышла вся зареванная. Вот ты скажи, Лида, ты видела, чтобы Лактюшкина плакала?

Я пожала плечами: не знаю, что там видела Лидочка, я вот лично Лактюшкину видела всего пару раз и то в то время, как сидела у нее в кабинете.

– Вот и никто не видел, – сияя глазами, сказала Аллочка. – В общем, он тут ужас как ругался. Все только туда-сюда бегали. Тебя восстановили. Точнее тебе новую трудовую книжку как-то сделали и записи все восстановили. Щука лично бегала. Так что увольнения у тебя никакого нет.

– Капец, – только и смогла сказать я.

– Он сперва хотел тебя с Щукой местами менять, но у тебя образования не хватает. – хмыкнула Аллочка, – Так он так на тебя ругался. Сказал, что будешь по целевому направлению в июле на заочное поступать. Так что готовься.

Я кивнула и мысленно хлопнула себя по лбу: диплом ВУЗа нужен и срочно.

– А потом он еще Швабру вызывал и тоже впендюлил ей так, что она до сих пор бегает и орет как потерпевшая.

– Прекрасно, – усмехнулась я краешком губ.

– Так что вот такие у нас тут дела, – сказала Аллочка и вернулась печатать текст.

– Понятненько, – улыбнулась я, – что ж, спасибо за интересные новости.

– Только ты его больше так не доводи, – не поднимая глаз от машинки, проворчала Аллочка, – он с виду такой злой и строгий, а на самом деле все близко к сердцу берет. Алевтина Никитична на тебя потом долго ругалась.

Я кивнула. Про Ивана Аркадьевича я это давно поняла.

Мы ударно поработали часа два. Я печатала ответы на вопросы по комиссии. Аллочка тоже что-то строчила. Треск стоял на весь кабинет. И тут мне понадобились еще копирки (ну не умею я их "восстанавливать", и они у меня быстро заканчиваются).

– Алла, я сбегаю к Лактюшкиной, – сообщила я ей, – там у меня куча копирок в тумбочке осталась. Авось за день не разгребли.

– И мне тогда штуки три захвати! – крикнула в спину мне Аллочка. – А лучше пять!

Да не вопрос.

На самом же деле, мне хотелось кое-что проверить…

В кабинете Лактюшкиной была вся бабская "братия". Когда я вошла – голоса мгновенно смолкли. В гробовой тишине я направилась к своему бывшему столу:

– Добрый день, товарищи, – сказала я нейтральным тоном. – Мне копирки нужно взять.

"Товарищи", которые в это время пили чай в заветном уголочке, дружно отмерли и замироточили все разом:

– Ой, Лидочка Степановна вернулась! Здравствуйте!

– Здравствуйте! Здравствуйте!

– Вы вернулись, как хорошо, а то мы уже беспокоились, как вы там!

– Какое у вас платье красивое? Где вы брали? Или шили?

– Садитесь с нами чай пить!

– У нас пирожки с яблочным повидлом как раз есть.

– Мария Лукинична, подвиньтесь, пусть Лидочка Степановна тут сядет!

Меня настойчиво, но мягко усадили за стол. Тут же передо мной материализовалась большая чашка, наполненная ароматным чаем с душицей. Фуфлыгина пододвинула мне розетку с крыжовниковым вареньем, Жердий разложила на блюдечке источающие чудесный запах и посыпанные сахарной пудрой пирожки, Базелюк протянула салфетку.

Все дружненько пили чай и наперебой улыбались мне, как родной. Среди этого сахарного сиропа и патоки чувствовалось немалое внутреннее напряжение. Наконец, Лактюшкина не выдержала первая:

– Ох, вы представляете, Лидия Степановна, пока вас не было, тут такое неприятное недоразумение произошло, – расстроенно пожаловалась она, – Капитолина Сидоровна там что-то перепутала, ну, вы же понимаете, большой объект, она человек занятый, где-то какой-то сбой произошел. Технический.

Она аккуратно промокнула салфеткой уголки глаз и доверительно продолжила:

– Это ваше увольнение, его просто не должно было быть. Я всегда говорила, что вы – очень ценный и компетентный сотрудник.

– Да, всегда, – почти хором подтвердили остальные коллеги, мол, и они тоже все так считают, и никак иначе.

– Ну, вы же понимаете? – проникновенным голосом проговорила Лактюшкина.

Я понимала.