Конторский раб

Александр Олсуфьев Конторский раб

* * *

Конторский раб

За стеной

Простой человек

Человек я простой. Можно сказать, незатейливый. Живу по средствам, лишнего не имею, да и… не прошу. Чем больше имеешь – тем хлопотней жизнь складывается. Кому-то суетность вся эта, может быть, и по нраву, но не мне. Беспокойство, оно в ущерб всему: и здоровью, и делам также, и на отдыхе отражается самым неблагоприятным образом. Соблазнов, конечно, вокруг много, но и тратиться на них жалко – это ж все мимолетное, а копеечка, она всегда с тобой остается, она самый верный друг и помощник. Друзья и подруги, любовницы, жены, наконец, даже дети – все это такое ненадежное, такое скоротечное, особенно в наше время и в нашем городе.

А городок у нас особенный, такой, что поневоле закашляешься рассказывая о нем, поперхнешься на каком-нибудь слове, и не обязательно слово это можно произнести в порядочной компании и при дамах… Хотя… дамы нынче изъясняются такими выражениями в присутственных местах, и на улице также, что сам покраснеешь, а им все равно, болтают в свое удовольствие, «глазки строят» направо и налево и идут дальше.

Утро в нашем городе начинается с того, что все бегут… бегут в одном направлении – из дома, глаза горят, ноги энергично, даже зло отталкивают землю, а вечером все ползут обратно, но уже с потухшим взором.

Ночью, конечно же, тихо. Лишь скрипнет где-то за стеной кровать или диван, собака ни с того ни с сего залает у соседей этажом выше, но быстро угомонится, и все опять тонет в тишине, но вот на улице кто-то заорал то пьяным голосом, то начинает вопить «помогите», однако утром ни следа, ни намека на бурные события.

Так вот, доползают «эти» до «домашнего очага», что имеет не материальное представление, а лишь присутствует в воображении и то недолго. А как же этот образ пылающего очага может удержаться в сознании, когда хозяин этого сознания обитает в многоквартирном доме, где при малейшем признаке задымления срабатывает пожарная сигнализация, но не об этом речь… Приползают домой и сразу же начинают суетиться, стараясь изо всех сил наверстать то время, что было бездарно потрачено, убито, иными словами, в том месте, куда с утра неслись с выпученными, горящими глазами, и развивают такую бурную деятельность, чтобы наверстать упущенное и успеть сделать все, что хочется, до того момента, как будильник издаст самый омерзительный на свете звук.

И, как результат всего этого, приблизительно следующий диалог:

– Милый, нам нужно серьезно поговорить…

– Да, дорогая. Я весь внимание.

– Я, кажется, того…

– Чего того? – в голосе чувствуется напряжение. Всем известно, что когда человек говорит, что он «того» – ничего хорошего это не значит.

– Я, кажется, беременна…

Тут же перед мысленным взором проплывают коляска с ценником – сплошь нули и одна цифра спереди, а новый автомобиль и баня на даче, покачиваясь, уплывают за горизонт, тают в голубой дымке, следом плывет кроватка тоже с ценником, ползунки, костюмчики, пачки памперсов, бессонные ночи, потом детский сад с изучением китайского языка, подарки воспитателям с омерзительными наглыми рожами, школа… и хорошо будет, если он или она начнут и продолжат учиться и только, удержатся от выпивки и легких наркотиков и не скатятся до чего-нибудь тяжелого и гиблого… или они это уже начинают в детском саду?..

Поневоле на язык наворачивается словцо:

– Черт…

– Что?!

– Это я, дорогая, от радости… Ну как же? По-другому и быть не может…

Дети – также субстанция мимолетная – вот они при тебе, радуют всем своим видом, сердце щемит, глядя на них, а потом как-то незаметно они уже далеко, они уже не с тобой, сами по себе пошли куда-то, и присутствие твое им не надо, раздражает по большей части твое присутствие, потому что ты уже не игрушки яркие им покупаешь и воспринимаешь их радость от этих простых покупок, как свою, ты уже пытаешься оградить их от проблем и бед, про которые они еще не знают, но уже прилежно попадают во все ловушки, что жизнь расставляет на каждом шагу. Пытаешься их научить, стараешься предупредить голосом ровным и немного строгим, а они воспринимают это чуть ли не как акт агрессии, вторжение в их личную жизнь и личное пространство, ограничение свободы…

А нужна ли она, такая свобода, когда на каждом шагу приходится платить. Да и свобода ли это? Своих денег у них, как водится, нет, и не скоро будут, работать им совсем не хочется – ну, это естественно. А кому, позвольте узнать, хочется? Но и заставить себя не могут.

Деньги же тратят с особенным удовольствием и беззаботностью, и денег этих никогда у них не бывает, просят у тебя, ты, конечно, даешь, но скрепя зубами. Это уже не игрушки, купленные в магазине. Здесь уже и денежку жалко, выброшенную, как правило, на пустяки, и от последствий неправильного и неправедного использования денег хочется уберечь и их, … и свои денежки тоже. Начинаешь опять учить, поучать, наставлять, а слушать тебя никто не хочет, получается конфликт.