Контра

"А всё же, материнское сердце не обманешь. — думала фрау Крайсберг, вновь посмотрев на изрядно побледневшее лицо Ольги Олеговны; на её посиневшие, плотно сжатые губы и слегка замутнённые близким обмороком глаза. — Ведь почувствовала она, что с её чадом что-то стряслось, не вытерпела и приехала его проведать. А тут, этот олух…, своей испуганной мордой, подтвердил все, самые страшные из её догадок".

— Ну что стоишь, олух царя небесного? Чего застыл? Прими у хозяйки вещи. Совсем обленился!

— Ой, простите барыня. — засуетился, вышедший из ступора Иван. — Давайте ваш плащ…

— Фрося! — продолжила давать указание немка. — К нам прибыла наша барыня, поставь на стол приборы ещё на одну персону, они желают отобедать вместе с сыном! Протас, возьми в моей комнате капли, те, что на прикроватной тумбочке, в синем флаконе, отдай их кому-либо из кухарок и пришли её сюда! Да не забудь о стакане с водой.

— Марта, не стоит так беспокоиться, мне уже намного лучше. Наверное, на меня, так подействовала полуденная духота, вот и вся причина моего недомогания. — Всё это было сказано на языке Гёте.

— Как я вас прекрасно понимаю. Во всём виноват солнцепёк, мучавший вас всю дорогу, да тут ещё непотребная нерасторопность прислуги, знаете, всё вместе, это очень вредно для женского сердца. Так что не побрезгуйте, фрау Ольга Олеговна. Примите предложенное мною лекарство. Его мне прописал один из лучших докторов Павловска, оно творит чудеса и совершенно безвредно, весьма хорошо успокаивает нервы. Говорю вам это по своему опыту…

О чём ещё беседовали дамы, прислуга так и не поняла. Не все из них знали иноземную речь, как впрочем, не страдали и излишним любопытством. К моменту, когда раскрасневшаяся от постоянного нахождения у горячей печи, пышнотелая молодая кухарка принесла капли и стакан воды, графиня Мосальская-Вельяминова, была согласна выпить целебную микстуру. Выпила, и немного поморщилась. Всё же, лекарства редко бывают приятными на вкус. К тому времени, в прихожей появилась другая прислуга, приехавшая с хозяйкой, а именно Митяй, некогда бывший сотоварищем молодого графа — по учёбе. Ныне, это был крепкий, светло-русый парень, можно было бы сказать красивый, не перечеркни его лицо уродливый шрам, память об усердном учителе латыни. Тот якобы случайно промахнулся, стеганул вымоченной в рассоле розгой не по-мальчишечьи, изогнутой от боли спине, а по его голове. Как он позднее объяснился, немного промахнулся — бывает, ведь мальчишка так сильно извивался. Хорошо, что ещё глаза не пострадали. Всё бы нечего, но как назло, произошло это в разгар жаркого лета, и "случайно" полученная рана, заживала излишне долго и тяжело. Вот этот мальчишка, а на данный момент юноша-крепыш, учтиво поклонившись, доложился хозяйке, что все её вещи доставлены в гостевую комнату, где на данный момент, хозяйничают дворовые девки — раскладывая их по местам.

— Спасибо голубчик, сходи во двор, за Ефимкой, и идите с ним на кухню, там вас покормят. — снисходительно кивнув, ответила графиня, и снова перейдя на немецкую речь, обратилась к Марте. — Всё Марта Карловна, идёмте. Что-то я на самом деле проголодалась.

— О, конечно, прошу вас, разрешите проводить вас в столовую, а глупого Ваньку, сегодня же вечером накажут.

— Правильно, накажите, но только не сильно сурово. — уточнила Ольга Олеговна.

— По этому поводу, не извольте беспокоиться. Если желаете знать, всё ли у нас в порядке, так можно сказать, да. Правда ваш сын недавно болел, но уже выздоравливает. По словам нашего доктора, Кирилла Генриховича, Александр Юрьевич, уже почти здоров.

— Как?! Он что, болел?! И почему меня об этом не известили? — возмущению обманутой матери, не было придела…

— Прошу прошения, Ольга Олеговна, но ваш сын, строго настрого, запретил вас беспокоить по этому поводу. Сказал, что сам всё расскажет, когда поправив здоровье, навестит вас в родовом имении.

— Бог с ним, с этим его чудным запретом. Ты главное скажи, что с моим Алёшенькой произошло?

— От излишнего упорства в учёбе, с ним произошла мигрень, вот он и обратился к модным, а́нглийским лекарям.

— Постой. Ты сказала, что Александра Юрьевича пользует некий Кирилл Генрихович.

— Я, от этих слов, и не отказываюсь.

— Марта Карловна, как тогда прикажите понимать ваши слова?

— Эти представители туманного Альбиона, оказались истинными шарлатанами… — И как будто только опомнившись, немка, на манер, более подходящий для истинно русской женщины, всплеснула руками, и, извиняясь проговорила — Господи! Да что же мы стоим в дверях. Покорнейше прошу прощения, Ольга Олеговна, вас, наверное, уже заждались в обеденном зале. Там, всё сами и увидите…