"Околоточный надзиратель второго Павловского участка Егоров. — уверенным баритоном, но не слишком громко, пророкотал полицейский. — Тут это. Поступил донос, что возле вашего дома стреляли. Да и возле вашей мастерской, под присмотром графского гайдука, лежит труп какой-то девицы. Что у вас здеся произошло?"
Вопрос был задан, и он не остался без ответа: "Господин околоточный, вам видимо нужно найти видаков этого происшествия?" — поинтересовался один из сыновей Каца. Кто именно, Саша не понял, ему было не до того, чтоб выяснять такие тонкости. Он медленно задыхался и балансировал на грани обморока.
"Именно так. — ответил полицейский. — Я должен собрать первые сведения и найти видаков, перед приездом дознавателей из следственного стола".
"Скажу так — заговорил Авраам. — Та покойница, что лежит рядом с мастерской, стреляла в моего постоянного клиента, с которым я давно взаимовыгодно сотрудничаю, графа Мосальского-Вельяминова. Вот он лежит на столе, и как видите, из-за полученной раны, не имеет возможности отвечать на ваши вопросы. И тот человек, что стережёт покойницу, служит ему, момент покушения, графа сопровождали несколько гайдуков. Они и пришибли эту убивцу, когда она стреляла в их господина. Думаю, у полиции не будет к ним никаких претензий за то, что они, защищая своего господина? Ну не рассчитали ребятки силу, и пришибли эту негодницу с первого же удара. Сами понимаете, не до раздумий, когда "на их глазах", убивают любимого барина".
"Думаю что нет, они были в своём праве. Но, подобное не мне это решать".
"Понимаю. Давайте поступим так, мои сыновья выделят вам подходящее помещение, где ваши дознаватели смогут прибывая в тепле, с комфортом опростить всех видаков. А сейчас, я попрошу вас покинуть эту комнату. Граф тяжело ранен он нуждается в покое и врачебной помощи…".
На этом, сознание Александра вновь померкло и что происходило дальше, но не знал.
Снова различимы какие-то звуки и нет никакого желания открывать глаза. И кто-то стоящий рядом, спокойным, умиротворяющим голосом говорит:
"Всё будет хорошо. Я сделал всё что мог и поставил дренаж. Пистолетная пуля, пробивая папку с документами, потеряла свою силу и благодаря этому, застряла в рёбрах. А вот сломанная рёберная кость, и вызвала пневмоторакс".
"Доктор, так он будет жить?" — Судя по голосу, вопрошал Авраам, и от былого спокойствия, в нём не осталось и следа.
"Думаю что да. Он ещё молод, организм силён, и спавшееся лёгкое развернётся. Уверен, Александру Юрьевичу, более ничего не грозит, однако, я просто обязан за ним понаблюдать. Дело такое э-з… Пневмоторакс это, понимаете ли, не шутка. Но вообще-то, вам крупно повезло. Повторюсь. Самое главное, что пистолетная пуля попала в неизвестно как оказавшуюся у графа за пазухой папку с документами. Это и спасло его жизнь, не приведя к более плачевным последствиям".
"Так что нам теперь делать?"
"Как что? Живо везите графа в мою клинику. Слава богу у меня имеется достойная его положения в обществе палата и высоко квалифицированные сиделки…".
Процесс лечения раненого Александра был долгим и нудным. Не сказать, что он был особо мучительным, так как по приезду в клинику, рана, полученная графом, была тщательно вычищена. Впрочем, это всё равно не помешало этой же ночью подняться высокой температуре. Правда, к всеобщей радости, Сашин организм относительно быстро справился с этой напастью. И пациент, к радости лекарей, споро пошёл на поправку. Единственное что в последнее время его мучило, так это вынужденная гиподинамия.
Была ещё одна "ложка дёгтя в бочку мёда", если не хуже. Лечение, в какой-то мере усугубил разговор пострадавшего с братом, состоявшийся через две недели больничной изоляции. В тот день, Виктор, слегка прихрамывая, вошёл в большую, светлую палату, предназначенную для пациентов из высшего общества и, сухо поздоровавшись с братом, кивком указал идущему вслед за ним отставному солдату куда поставить корзину с разнообразными угощениями, в том числе и парочкой бутылок французского вина.
"Спасибо братец, — проговорил он обращаясь к отставнику, одетому в ладно пошитую и идеально отглаженную униформу, отдалённо напоминающую солдатскую, — подожди меня внизу, в комнате для больничной прислуги. Я уже распорядился, чтоб тебя и Кузьму, со всем прилежанием обиходили, покормили как самых дорогих гостей".
"Благодарствую, ваше высокоблагородие. Разрешите идти?" — Молодой, покалеченный войной солдатик, несмотря на то, что отныне был свободным человеком, всё равно желал подчеркнуть свою принадлежность к служивому сословию. Поэтому, высказывая графу свою благодарность, принял строевую стойку, единственное, не взял под козырёк. Он не мог сделать это не только из-за непокрытой головы, но и по причине неполноценности правой руки, точнее, её частичным отсутствием. Она была ампутирована в районе локтя. Затем, парнишка ловко развернулся кругом и вышел, благо, он не счёл необходимым чеканить шаг.