Вижу, как тяжело Семену Михайловичу даётся признания, и дергаю за шнурок. Через пару минут появляется Силантий. Он переставляет ящики в указанную мной сторону, и я заказываю Будённому чай, а себе кофе.
— Ты как настоящий барин — усмехнулся тут же Будённый.
— До вас мне ещё далеко, вон какого молодца взад-вперёд гоняете — теперь уже лыблюсь я, киваю на ящики в стороне.
— Слушай Сакис, помоги. Ну, что тебе стоит. Замучил этот всезнайка — изменил на серьёзный тон Будённый.
— Так что же вы хотите от меня? — тяжко вздыхаю.
— Да узнал где-то Уборевич характеристики новой немецкой трёхдюймовой пушки и устроил целый скандал. Мы в прошлом году только приняли такую же на вооружение. Но он утверждает, что наша в два раза тяжелее и угол наклона ствола никуда не годиться. Поспорили, что Ворошилов предложит ещё лучший вариант. Но Клим к тебе не пойдёт, сам ведь знаешь… В общем, нужен чертёж нового облегчённого лафета с увеличенным ходом ствола, чтобы использовать пушку ещё как и гаубицу. А ещё лучше новый иностранный образец — выпалил Будённый.
— Э… я вам должен достать чертёж нового лафета… за ножек? Э… вы не… — так и хотелось сказать неох… — знаете, что Семён Михайлович. Что-то вы в последнее время слишком много хотите… э…бесплатно. Совесть ведь иметь надо. Мне, что эти знания дарят? За всё приходиться платить, и не мало. Вы на своих бл… балерин, что-то не экономите. Даже ваши цари скромнее были, а мне платить, как-то не хотите — приподнимаюсь со стула и опираюсь на стол руками.
— Сакис не ругайся. Я же тебе сказал. Найдём, чем тебя отблагодарить. Ведь наша дружба только началась… так. Принято решение продавать ценности из музеев и запасов. Что-то да подберём…что нужно — начал тоже злиться Будённый.
— М… Хорошо. Но в следующий раз, сначала деньги или ценности, а потом ваши заказы… и про Миусский полуостров не забывайте — иду на попятную. Представляю, как тяжело Будённому далось такое признание. Ссорится мне с ними тоже не с руки.
Глава 11
На полустанке за Москвой к нам начали цеплять дополнительные теплушки и грузовые платформы с грузом. Будённый, который в своей машине привёз двух человек, знакомит меня с Поликарповым и Бартини. Этим самым он показывает, какое огромное значение сейчас в СССР придают авиации.
Николай Николаевич Поликарпов, коротко стриженный с ранними залысинами тридцатилетний крепыш. Почти круглое лицо с чуть вздернутым носом выдают в нём настоящего русского. Бартини Роберт Людвигович, наоборот. Худощавый красавец с пышными волнистыми волосами и выразительными тёмными глазами. Одет в приталенный, элегантный костюм. Галстук слегонца ослаблен, шляпа одета чуть набок. Выделяются большие запонки на рукавах светлой рубашки. С такой внешностью и элегантностью ношения одежды, ему больше бы подходила роль киноактера, нежели авиаконструктора. Примерно такого же возраста, что и Поликарпов. Приблизительно все мы одного возраста и это хорошо, будет легче общаться. Обоих приглашаю путешествовать в моем вагоне, место у меня там ещё есть. Правда им придётся делить одно купе на двоих. Их же помощники вообще едут в обычной теплушке. Туда же я определил китайскую семью Ван и старика Сюй. Попросил, чтобы их не обижали. Они будут обживать мой новый дом и огород с лекарственными травами, купленный в Таганроге. Потом и остальных китайцев перевезу. Почему мне не дали пассажирские вагоны и куда они все делись, мне не понятно?
Компания в «моём» вагоне подобралась довольно интересная. Два профессора, Бехтерев и его друг профессор Леонович, которого он всё же сманил обещаниями и перспективами. Два авиаконструктора, Потоцкий с Андреем и я. Знакомимся все ещё раз. У меня договорённость со Сталиным, что ни Поликарпова, ни Бартини в ближайшие пару лет из Таганрога отзывать не будут. Плюс за ними там постоянно будут присматривать. А там уже моё инкогнито будет не так актуально. А потом с начало голода они и сами никуда не поедут.
Наконец закончилась волокита с увеличенным составом и Андрей с Сергеем, начальником моих архаровцев, дали добро на отправление. Мы сели за стол и под легкое вино с закуской из моих запасов завели неспешную беседу…
Следующий день в нашем вагоне уже стал «клуб по интересам». Я засел с авиаконструкторами за обсуждения самолётостроения, стараясь не выдать своего после знания, а больше задавая едкие вопросы.
— Вот я не понимаю вас Николай Николаевич, чего вы так уперлись в бипланы? — разбираем мы его У-2. Кстати, в этом вопросе меня поддержал Бартини, который попросил называть его Роберто. — Вот как я учился ездить на велосипеде? Сперва, всё пытался смотреть на колеса, так и тут.
— Зато разбег нужен будет малый и машина развернётся «на пяточке» — парирует мне Поликарпов.
— Где в основном происходят аварии? — спрашиваю обоих.
— На взлёте и посадке — вместо Поликарпова отвечает Бартини.