Контрабандист Сталина

На шхуне два трюма. Один маленький девятиметровый, двухъярусный с плотными трёхметровыми крышками трюма, для перевозки ценного груза. Туда я поместил двигатели и запчасти. Второй трюм двадцати двухметровый с пятиметровой двустворной крышкой, для перевозки габаритных и тяжёлых грузов. Туда я и загрузил французские трофейные самолёты. Когда их грузили, я даже порадовался, что верхние крылья самолёта были расположены высоко. Как только я их отодрал, по-другому и не назвать, высота самолёта уменьшилась на метр. Но всё равно, крышки трюма не закрывали, а закрепили открытыми. Из-за этого всё тщательно пришлось укрывать брезентом и обвязывать. Погрузка 9,5 метровых в длину самолётов особо проблем у команды не вызвала. Настроили грузовые стрелы, одну на центр трюма, вторую за борт и загрузили, страхую ручными блоками и талями. Такая работа называлась смешным словом "бабочка" или "на бабочку", что я не совсем понял. Тогда же переспрашивать я не стал, чтобы не показывать свою некомпетентность, лишь молча кивнул. Сейчас часть матросов, по-моему приказу снимали брезент, а часть убирала рулоны кожи и шёлка, пока я переодевался…

— Ну как, вы принесли список, и готовы договориться с вашим руководством о встречи? — обратился я к Потоцкому, и наблюдаю, как пять разных людей в трюме обследуют самолёт и тихо о чём-то между собой беседуют.

— Как только наши специалисты с авиазавода дадут своё заключение — последовал ответ.

— А это что? — показал один из специалистов на закреплённую тут же в трюме маленькую немецкую полевую кухню.

— Полевая кухня — и чего он так возбудился?

Все сразу направились туда и минут 15 её тщательно исследовали. Вообще-то она должна была состоять из двух частей, но у французов была только одна часть с котлом, но я и этой был рад.

— Мы бы хотели её купить — обратился ко мне мужик с усами в косоворотке и кепке. Но как бы он не маскировался под рабочего, интеллигенция из него "так и прёт".

— Как вас зовут?

— Пётр Дмитриевич.

— 50 червонцев золотом и можете забирать, Пётр Дмитриевич — сказал я наобум. Если честно, то понятие не имею, сколько она сейчас стоит. В принципе я могу отдать и дешевле, но торговаться на чём-то надо.

Все переглянулись между собой, вылезли из трюма.

— А что у вас ещё есть? — подошёл к нам Пётр Дмитриевич.

— Вот держите список. Всё не новое, но очень хорошего качества.

— А какой радиус действия вашей стационарной радиостанции? — ткнув пальцем в пункт на списке. В это время все кто с ним пришли, сходили на берег.

— Я думаю миль 100–150 — я ещё раньше примерно прикидывал мощность и взял минимальную.

— Солидно — и передал список Потоцкому, а сам сошёл на берег за своими товарищами.

— Ого — Потоцкий, когда дочитал пункт, где указывалось оружие и авиабомбы. — Я возьму — и, получив мой утвердительный кивок, потащил Сафонова на берег, попрощавшись со мной. Там они о чём-то все посовещались, и незнакомые мне специалисты пошли на выход из порта.

— И что? И всё? Поговорили? — не понял я и повернулся к Потоцкому.

— Мы вам обязательно сообщим о своём решении — подхватив под руку Сафонова, сели на бричку, в которой мы приехали и тоже укатили.

— Э… что за люди эти коммунисты? Тьфу ты — матюгаюсь я и направляюсь перекусить. Надо бы в город съездить, да нормально пообедать. А-то полусухомятка меня уже конкретно достала. Хотя чего это я… туплю.

— Даниел, капитан, выгрузите кухню на берег, и пусть повар сварит нормальной горячей еды — отдаю команду.

— Вы только с охраной договоритесь — только и вздохнул капитан, показывая как ему всё это не нравиться.

Договориться мне с охраной много труда не составило. Особенно когда я пообещал кормить всю нашу береговую охрану за свой счёт, но в обмен на дрова и воду для кухни. Скорее всего, это удалось, что тут давно не бывало иностранных пароходов, а начальство довольно доброжелательно общалось со мной. А сейчас их тут не было, и некому было запрещать.

Через день поздним вечером кабинет Сталина.

Сталин ходил задумчиво по кабинету, никак не решаясь принять решение о форсированной индустриализации и коллективизации, понимая, что это вызовет крестьянские восстания в стране. Он признавал с одной стороны правильность "бухаринского подхода", но крупный провал во внешней и внутренней политике, в которой был виноват и он, поставили страну на грань новой интервенции и войны на многих фронтах. Так и власть можно не удержать[16].

Продолжающуюся "золотую блокаду" с 1925 года, которую никак тоже не удаётся преодолеть. Продажа СССР новейшего оборудования и технологий осуществляется только за лес, нефть и зерно[17].

Сам же Сталин в 1927 году поставил тресту "Союззолото" задачу выйти на первое место в мире по добыче золота, опередив даже самые богатые южноафриканские прииски. Дело, правда, шло ни шатко, ни валко. Будущий план по добыче валютного металла — 258,9 тонн — за первую пятилетку (с 1929–1933 гг.) будет не выполнен. Впрочем, ошибки были устранены[18].