Контрабандисты

- Мне ли не знать, папаша? - лениво ответил Ставрос. Звуки пограничного мотора привели его в веселую ярость, и сейчас казалось, что в его черных густых волосах трещит атмосферное электричество. Шаланда, убрав шверт, скользнула в укромную бухту, и Янис, как самый бесправный член команды, спрыгнул в воду и принял груз на руки.

- Положь там за камни и давай обратно, - велел Сатырос, ласково похлопывая «Ласточку» ладонью по борту.

Над обрывом уже стояла телега, сонная лошаденка кивала головой и деловитые люди господина Рубинчика спускались по обрыву, прижимая шляпы рукой, чтобы не снесло ветром.

- Ну как? - крикнул один.

- В лучшем виде, - ответил папа Сатырос и закурил самокрутку, - господин Рубинчик будет доволен.

Южное солнце нещадно палило горячие головы биндюжников, но они продолжали нехитрый обед, макая хлеб в оливковое масло и заедая греческими маслинами. Рядом огромные мохнатые битюги сонно переминались с ноги на ногу; вот их-то головы заботливо прикрывали соломенные шляпы со специально проделанными дырками для ушей. Пахло дегтем, разогретыми досками, лошадьми и сухими водорослями.

- Сатырос, люди кажуть, пограничный катер вчера таки висел у вас на хвосте? - спросил Мотя Резник, макая ломоть хлеба в золотое оливковое масло.

- Еще ни один урод, - сказал Сатырос, - не открутил «Ласточке» ее хвоста. Ну, сходили, ну, вернулись…

- И хорошо сходили?

- Господин Рубинчик будет доволен, - коротко ответил Саты-рос.

- Слышал за Гришу Маленького? Он таки взял мыловаренный завод на Генцлера. Унес товару на четыреста миллионов рублей. А заодно совершенно случайно изнасиловал счетовода гражданку Розенберг.

- Что такое в наше время четыреста миллионов? - флегматично спросил Сатырос и отхлебнул из кружки.

- Оперуполномоченный товарищ Орлов поклялся, что не успокоится, пока не возьмет Гришу Маленького, - сказал Мотя Резник.

- Круто берет новая власть, - согласился Сатырос. Разговор затих сам собой, слышно было, как мелкие волны лениво плескались о сваи.

- Гляди-гляди, - сказал Мотя, - этот фраер, Яшка Шифман, идет.

Яшка Шифман шел по пирсу, брезгливо отшвыривая носком лакированного штиблета гнилые мидии, выброшенные сюда позавчерашним штормом.

- Привет почтенному собранию, - сказал он, приподнимая канотье.

- Будь здоров, - лениво ответили биндюжники.

- Папа, - сказал Яшка, оборотясь к Сатыросу, - вас баснословно хочет видеть господин Рубинчик.

- И что от меня нужно господину Рубинчику? - поинтересовался грек.

- А это вам скажет сам господин Рубинчик, папа. Он чекает вас у «Гамбринусе». Дуже нервный он сегодня, господин Рубинчик. Нерадостный.

- Скажи господину Рубинчику: папа будет, - сказал Сатырос и закусил маслиной.

Яшка еще раз приподнял канотье и пошел прочь по пирсу.

- Не те маслины нынче пошли, - сокрушенно сказал Сатырос, - вот до войны были маслины так маслины, не поверите, Мотя, с вот этот мой палец!

Господин Рубинчик сидел за отдельным столиком в «Гамбринусе» и кушал жареную скумбрию. Папа Сатырос прошел между столиками, отодвинул стул и сел рядом с господином Рубинчиком.

- Вы позволите? - спросил он для порядка.

- Позволяю, - коротко ответил господин Рубинчик и промокнул салфеткой усики.

Папа Сатырос велел принести себе пива и сидел в ожидании, положив на скатерть огромные черные руки. Половой принес пиво в огромной кружке, шапка пены переваливалась через край.

- Ваше здоровье, - сказал папа Сатырос и нежно подул на пену.

- Как ваше почтенное семейство? - вежливо спросил господин Рубинчик?

- Благодарствую. Все здоровы, тьфу-тьфу-тьфу. А как Эмилия Йосифовна?

- Мигрени, все мигрени, - с отвращением произнес господин Рубинчик, - к делу, папа. Как сходили?

- Таки неплохо, - солидно произнес папа Сатырос. - Все приняли, все сдали.

- Что сдали? - холодно поинтересовался господин Рубинчик, играя рукояткой трости.

- А то и как будто не знаете, господин Рубинчик, - папа почуял недоброе, - только вот этого не надо. Ваш человечек принял, я сам видел…

Господин Рубинчик медленно поднялся и стал страшен.

- Что ты привез? - спросил он тихим вежливым голосом. - Что ты мне привез? Где товар?

В подвале под лавкой господина Рубинчика стоял густой дух оливкового масла и чая. За бочками, бутылями и ящиками лежали распотрошенные тюки; на холодном цементном полу рассыпались тяжелые фолианты с порыжевшими, изъеденными временем страницами, рулоны пергамента, папирусные свитки и даже одна каменная скрижаль с выбитыми на ней жуками и скорпионами - счесть это буквами папа Сатырос в здравом уме не решился бы.

- Это, - холодея, произнес папа, - товар? Господин Рубинчик, Христом Богом…

- А кто это привез, по-вашему? Вот эту пыль веков?

- Приняли, разгрузились, - бормотал папа Сатырос, - ваши люди сами…

- И вот это приняли, - господин Рубинчик поворошил тростью пергаменты; взлетело облачко бурой пыли, - и вот это… И вот, жемчужина, можно сказать, всей этой коллекции.

Он дотронулся тростью до чего-то, завернутого в тусклый кусок золотой парчи. Парча сползла.

- Святая Богородица, - сказал папа.