«Контрабас» и виски с трюфелями

Закрыв лицо ладонями, Витя присел на корточки. Теперь он был еще больше похож на торгаша арбузами. Раздался звук, напоминающий визг.

— Какой ты идиот, Мишка… Бася — это моя сестра. Бася — сокращенное от Барбара. Так звали нашу польскую бабушку. Ты загубил мне всю поездку, Миша. Эта хавронья с клофелином, пропавшие деньги и вещи. Это опоздание на встречу. А вдобавок ты заявил, что моя сестра ощенилась в тяжелых муках.

— Вить, я думал, Бася — это ротвейлер. Извини… Ротвейлер — это, наверное, Ромуальд?

— Ромуальд — это мой сын, Бася — сестра. А ротвейлер Карлис уже полгода как покинул этот мир.

В машине ехали молча. Я попросил водителя остановиться у магазина. Купил Вите бутылку дорогого коньяка. Первый раз за все утро он улыбнулся. Высадили мы его у дома брата. Витька шел по проспекту Мира. Москвичи не обращали внимания на спешащего человека в спортивном костюме и дорогих туфлях, с коробкой коньяка в руках.

Дереникс

Неон медленно скользил по заснеженным холмам открыточных пейзажей. Местечко это называют польской Швейцарией. Летом тут все в зелени. Осенью пригорки укрыты багряно-желтым гобеленом. Именно осенью у меня появляется желание купить здесь небольшой домик. Закурив, я медленно отпил из никелированной фляжки. Роберту это не понравилось. Снова не повезло со жребием. Перед каждой поездкой мы подбрасываем монетку вне зависимости от того, на чьей машине отправимся в путь. Угадавший ведет авто до Белостока, или, как говорят поляки, Блястока. Менее удачливый садится за руль по отъезде в Ригу.

В Белостоке расположены холодильники Януша. Гигантские свиные мавзолеи. Латыши давно распродали всех породистых свиней и через несколько лет принялись закупать мясо в Германии и Польше. Пересекая границу Латвии, туши глубокой заморозки тут же становились контрабандой в особо крупных размерах.

Фуры выйдут из Польши через пять дней. А через шесть часов наступит Новый год. Я еще раз поднес к губам узкое горлышко фляги. Роберт увеличил скорость. Нервничает…

Хороший знак. Роберт становится менее разговорчивым. А для меня настоящее счастье не слышать голос Роберта. Как для него — не слышать мой голос. Он считает меня позором нации. Не знаю язык, игнорирую хаш. И не развожусь, чтобы жениться на армянской девушке. Хотя сам Роберт взял в жены девушку из белорусской деревни. И не устает повторять, как хорошо она знает свое место в доме. Роберт тоже из деревенских. А говорит, что коренной ереванец. На этих словах буква «р» в его исполнении сильно тарахтит. Сильнее, чем у говорящих попугаев.

С Робертом меня познакомили. Сказали: есть земляк с отлаженным бизнесом. Земляку не хватало оборотных средств и надежного прикрытия. У меня были деньги, два на корню продавшихся мента в чине. А еще — полное отсутствие желания платить налоги. Но то, что наш союз с Робертом не будет долгим, стало ясно при первой встрече. Глубокие погружения мизинца в волосатые ноздри заставили меня морщиться. А уверения в том, что настоящую любовь я познаю благодаря гродненским проституткам, которыми кишит Белосток (он так и сказал — «кишит»), окончательно убедили в нежелании Роберта хотя бы казаться чуточку интеллигентнее. Но мы ударили по рукам и налоговой системе республики.

Когда до польско-литовской границы оставались считаные километры, фары выхватили силуэт автоматчика. Он стоял рядом с небольшим автобусом. Взмах светящегося жезла заставил Роберта билингвально матернуться:

— Кунем ворот! Это еще что за долбоеб?

— Польский Дед Мороз. Гжегож Пшебздецки, б-дь! Ждет тебя со свинцовыми фляками.

Боковое стекло медленно сползло вниз. Отдав честь, польский воин наклонился. Обшарив глазами салон, выпалил:

— Гасница ест, пан?

— Была, — ответил я. — В Блястоке. Гасница «Кристалл». Вернее, это… отель «Кристалл».

— Нье, пан. Гасница, гасница! — повысил голос военный.

— Да я-то понял, что гасница. Не видите, пан, домой едем. А гасница осталась в Блястоке. Сзади гасница «Кристалл» осталась, — указал я ладонью за спину.

— Нье, пан! Гас-ни-ца, — произнес поляк по слогам.

— Do you speak English?

Выучить английский натовец не успел.

— А по-моему, он огнетушитель просит. Но у меня его нет, — полушепотом проговорил Роберт.

— Да я и без тебя понял, что огнетушитель. Ну, нет и нет. Сейчас этот славянский рейнджер отведет тебя в лесные чащобы и расстреляет на хер. За несоблюдение правил пожарной безопасности в польских лесах.

Мой нетрезвый смех окончательно вывел Роберта из себя. Назвав меня идиотом, он плюнул. Забыл, что не на улице. Слюна потекла по сердцевине руля, украшенной известной эмблемой. Потомок жертв Сусанина предложил выйти Роберту из машины и препроводил к автобусу. Вернулся мой компаньон минут через десять.

— Сколько? — спросил я.

— Сто баксов. Суки…

— Краковяк-то хоть станцевали?

— Хватит умничать! — заорал Роберт. — Меня дочь дома ждет!

— И жена Оля… Грозная и непредсказуемая жена Оля. И орать ты будешь на нее, а не на меня!