Сеня ходит в школу, где сразу после входа стоит металлоискатель и дежурит коп. Справа от Сени за партой грустит мальчик, которого нельзя различить в ночи. Слева — девочка лимонного цвета с глазенками не шире английской булавки. Мама, то есть бабушка Сени, готовится к парализации и получает шестьсот баксов, на которые живет вся семья. Паралич — как финал ячейки. Ну, еще пособия.
Вот, пожалуйста: обязаны! Океан разделяет, а все равно обязаны. Про сказки вообще бред. Сказки не бывают реальными. Вернее, бывают, но только плохие. «Медлить нельзя» — по Ильичу. Промедление смерти подобно. Кажется, у него было так… Жаль, его послушали. Нужно было чуточку подождать.
И вот она, истина: им плохо! Не «без вас плохо», а просто хреново! Оказаться в дерьме в одиночку — всегда тяжело. Выбираться не получается, значит, нужно кого-то затащить. Если компания — весело бывает даже в трясине. Под «kiss and love» обычно сердечко — признак начала деградации и синтетического вкуса.
В конверте — фотографии. Вся семья улыбается на фоне чужого «Крайслера». Сидит за пустым столом в дорогом ресторане. Позирует на фоне входа в дорогой кинотеатр с афишей больного стенокардией Шварценеггера. Если купят билеты в кино, семья будет неделю жить впроголодь…
Писать по-другому они не имеют права. В американском языке есть слово «looser». Им обозначают неудачников. Кажется, его даже не нужно переводить на русский. Луза. Попасть. В бильярде это очко, в Штатах — проигрыш. В Штатах нельзя говорить, что ты «лузер». По тебе начнут ходить. Даже не так. Через тебя начнут переступать. Переступают через лужи, небольшие препятствия и мертвецов. Если по тебе ходят — не все потеряно: тебя замечают, есть шанс озлобиться, подняться и дать сдачи.
Те, кто пишут такие письма, хорошо усвоили одно: всегда надо говорить «fine». Врать даже в письмах друзьям. Я просил Сашу не писать мне таких писем. Я не верю в истории в стиле fine…
Первую эпистолу я выудил из ящика месяцев через пять.