Я отбросил наполовину съеденное яблоко, в кабинете включил компьютер, чтобы проверить не пришло ли от нее письмо, и не удивился, когда такового не обнаружил. Попивая виски, оглядывал комнату. Мне всегда нравилось, когда она приходила и садилась напротив. Я показывал ей над чем работаю, а ее замечания всегда были полезными и положительными.
Как я мог не заметить, насколько глубоко она вошла в мою жизнь? Когда мы только заключили наш договор, границы были четко расчерчены. Но постепенно они размывались, пока не исчезли совсем. И все это стало так естественно, как само дыхание – то, как я наблюдал за ее стряпней, как она болтала со мной через стол, как мы сидели рядом и смотрели телевизор, и даже ее мимолетный поцелуй в мою макушку по дороге в свою спальню. Это просто стало частью моей повседневной жизни, наряду с открытой дверью в мою спальню, чтобы она могла слышать, как я посапываю во сне – все это я делал даже не задумываясь.
Я влюблялся в нее постепенно, маленькими шажками, создавая новые, положительные привычки. Одним своим присутствием она потихоньку заменяла плохие, пока в итоге те не пропали вовсе.
Со стоном я ударился головой о подголовник кресла.
Мне нужно было ее вернуть.
Ранним утром, после очередной бессонной ночи, я перенес коробки в комнату Кэтрин. Сложил их в кладовке, понимая, что она не в состоянии разобрать их содержимое так скоро после кончины Пенни. Все картины, рисунки и прочие творения также хранились там и останутся на том же месте, пока Кэтрин не решит, что с ними делать.
В первой коробке лежали различные безделушки и сувениры, которые стояли то тут, то там в комнате Пенни. Я аккуратно перебрал их и отложил коробку в сторону. В следующей хранились фотографии и фотоальбомы. Некоторое время я просматривал альбомы, на страницах которых представала жизнь Пенни: сначала в черно-белых фотографиях, плавно перешедших в цветные. Последний альбом начинался с момента, когда в ее жизни появилась Кэтрин – худощавый, испуганный подросток с выражением глаз гораздо старше своих лет. С каждой перевернутой страницей она менялась – взрослела, крепла и вновь открывала для себя жизнь. Меня озадачили множество фотографий, где они сидели за огромными столами в ресторанах вместе с кучей улыбающихся людей. Усмехнулся фотографии с пляжа, где Кэтрин неотрывно смотрела на то, как волны набегают на песок на закате, или ковырялась в песке в поисках моллюсков, а рядом стояло уже наполовину заполненное ведерко. Альбом закончился два года назад, и я предположил, что тогда-то Пенни и заболела. Я припомнил о парочке фотоальбомов в книжном шкафу и решил их также просмотреть.
Наконец, я вскрыл третью коробку, перебирая несколько зачитанных книг и еще каких-то вещей. На дне лежала кипа черных тетрадей с загнутыми страницами и потрепанными корешками. На обложке были лишь стикеры с набором дат, написанных крючковатым почерком Пенни. Я открыл одну и просмотрел несколько первых страниц, пока не понял содержимое.
Дневники Пенни. Их было десять и каждый охватывал разные периоды ее жизни. Я обыскал тот, что датировался годом, когда она нашла Кэти и стал читать.
В голове стали складываться разрозненные обрывки. Я знал, что ее муж был шеф-поваром и теперь фотографии, что я видел, стали обретать смысл. Они с Кэтрин работали с одним из поваров – друзей Берта, а после окончания работы, вместе трапезничали.
Губы расплылись в улыбке. Неудивительно, что она так хорошо готовит. Годами ее обучали профессионалы, давая персональные наставления в обмен на помощь. Я перелистнул на следующую короткую запись.