Контракт на гордость

Молчание Истоминой вкупе с не затыкающейся Ольгой, решившей выложить все последние сплетни, напрягает, так что я по-английски сваливаю из бара. И, минуя подсвеченные огнями витрины магазинов, достаю из внутреннего кармана куртки пачку сигарет. Жадно затягиваюсь, глотая терпкий горьковатый дым, и не подозреваю, что Лиза сейчас сидит в темноте на кровати, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, и до крови прикусывает нижнюю губу.

Утро я встречаю в боксерском клубе, ставшим для меня чуть ли не первым домом. Я неторопливо потягиваюсь, смахивая с себя остатки сна, и ныряю на ринг. Мое тело исправно выполняет отточенные до автоматизма движения, только с защитой сегодня полный швах. Мне никак не удается сосредоточиться и, когда в десятый раз прилетает лапой по затылку, Вронский останавливает бой.

– Разобранный весь Сашка! – сетует Григорич, пропуская меня вперед и прикрывая за нами дверь в тесную каморку, где хранятся многочисленные кубки и медали, заработанные его воспитанниками. – Где мыслями витаешь?

– Лиза уезжает, – выдавливаю нехотя и прислоняюсь спиной к шкафу с инвентарем, скрещивая на груди руки с взбугрившимися венами.

– Когда рейс? – вроде бы равнодушно осведомляется тренер, переставляя рамку с фотографией так, что теперь мне хорошо виден старый снимок, запечатлевший нас с Лизой после моей победы на городских соревнованиях.

– В двенадцать, – я нервно щелкаю костяшками, ощущая, как внутри сильнее сжимается невидимая глазу пружина, и нащупываю в кармане мобильник.

– И даже не проводишь девочку? – стоит только Вронскому вскинуть лохматую бровь и задать простой вопрос, как пружина с грохотом распрямляется, выталкивая меня из кабинета.

Спустя каких-то минут двадцать такси подъезжает к зданию аэропорта, и я на всех парах вваливаюсь в зал ожидания, пытаясь отыскать хрупкую фигурку подруги. Одинокая, Елизавета стоит в самом центре, вцепившись тонкими пальцами в воротник свободного черного худи с большим капюшоном. Люди с негромкими ругательствами огибают застывшую на месте девушку и спешат дальше: кто за газетой с кроссвордами, кто за минералкой, а кто-то – в объятья близкого человека.

– Лиз, – я протискиваюсь сквозь толпу, задевая молодого человека в нелепой желтой фуражке, встаю напротив Истоминой, и рассматриваю свои ладони, не зная, куда их деть .

– Да? – отрывисто бросает девушка, поправив небольшую спортивную сумку, грозящую сползти с ее острого плеча и с глухим стуком удариться о пол.

– Теплые вещи взяла? Обещают похолодание, – брюнетка коротко кивает, крепко стиснув зубы, и хватается за горловину как будто сделавшейся ей тесной кофты. Ее губы белеют, а синева под глазами отчетливо выдает бессонную ночь, отчего совесть начинает грызть меня все сильнее. – Лиз, я не имею права тебя привязывать. Я никогда не смогу дать тебе то, что ты заслуживаешь. Понимаешь…

– Не надо, Саш! – Истомина резко меня обрывает, тряхнув головой, и явно прощается с тлеющей надеждой, смаргивая застывшие на длинных пушистых ресницах слезы. Грустно, вымученно улыбается и еле слышно бормочет: – я понимаю.

Поставив точку в нашем разговоре, Лиза порывисто устремляется к багажной ленте, дрожащими пальцами цепляясь за ремень сумки, как за спасательный круг. Протягивает паспорт хмурой блондинке в форменной рубашке, и, возможно, еще верит в то, что я ее остановлю и не дам улететь. Но я убежден, что Истоминой будет без меня лучше, поэтому упрямо молчу, плотно стиснув зубы. Несмотря на то что реальность острыми осколками впивается в бок, а каменное сердце начинает кровоточить.

Мой вечер заканчивается у входа в боксерский клуб, где я терпеливо жду, пока Вронский выйдет на крыльцо после тренировки. Мальчишки прощаются с тренером, неторопливо расходятся, и только после этого я достаю из сумки початую бутыль коньяка, неуверенно спрашивая.

– Выпьешь со мной, Григорич? – о негативном отношении тренера к спиртному знают все, поэтому я испытываю неловкость, мнусь и оправдываюсь: – правда, надо.

– Надо – значит, надо, – на удивление покладисто соглашается Вронский, по-отечески потрепав меня за щеку, и приглашает в свою старенькую белую волгу: – поехали ко мне.

Пьем мы одинаково, только я надираюсь после шестой рюмки и пускаюсь в бессвязное повествование о том, как Лизавета писала мне письма в армию. Я отключаюсь прямо за столом около двух ночи, и Григорич перетаскивает меня на диван в небольшую гостиную, заботливо накрыв уютным пледом в красно-коричневую клетку.

Так начинается моя жизнь без Лизы.

Глава 6

Лиза

Ты и вправду ничего не знаешь о девушках.

Им нужно самое лучшее — или ничего.

(с) «Жена башмачника»,

Адриана Трижиани.

Сколько раз я представляла этот день, когда после долгой разлуки столкнусь с Сашкой и продемонстрирую ему дорогущее обручальное кольцо. Он обязательно задаст вопрос, вместо ответа на который я легкомысленно улыбнусь, беспечно передерну плечами и только потом пущусь описывать все достоинства своего избранника.

«Дура ты, Истомина», – думаю с грустью, пока Волков рассматривает что-то в большом окне высотой во всю стену.