– Погоди, я не кончила! Наша сила была в том, что мы умели объединять свои интересы, а не враждовать. Знаешь, импорт-экспорт многое покрывает – ты обомлеешь, если я расскажу тебе, какие контракты обсуждались у меня: мост в Тонне-Шаранте, Рошвилльские скотобойни и, наконец, Юго-Западный цементный завод.
– Вот это меня больше всего интересует! – прерывает ее Г.
– Ну что ж! – откликается Патрисия. – С согласия Луи я стала любовницей Ланглуа… A потом оставалось лишь тянуть из него деньги под угрозой. Бедняга был просто болен: приезжал в Париж и требовал девочек. Я, конечно, ублажала его как могла. Потом настал момент, когда кредиты его оказались исчерпаны… Ну, а мы тут как тут. Луи приберет к рукам цементный завод, как прибрал к рукам лесопильню в Морбиане и консервный завод в Финистере.
– Объясни!
Патрисия гасит окурок и берет новую сигарету.
– Только в память о прошлом я рассказываю тебе все это, – шепчет она. – Знаешь, ты не так уж изменился! Ах, если бы я могла заподозрить, что ты работаешь на Луи! Но многие вещи он хранит про себя. У него – свои служащие. У меня – свои. Это наша доля независимости.
– А все-таки? Что там с цементным заводом?
– Почему тебе непременно надо это знать?
– Потому что именно я убил Ланглуа! Мне неизвестно, что вы там затеваете, но имею же я право быть в курсе!
– Это дело, – задумчиво произносит она, – возможно, далеко не лучшее из того, что мы провернули.
– Почему?
– Потому что оно связано с политикой, а мне это не нравится! Если бы Луи послушал меня, ему не пришлось бы убирать Ланглуа… Кстати, он поручил это тебе, а мне ничего не сказал! Должна тебе кое в чем признаться, малыш Жорж. С тех пор как Луи ввязался в политику – а политика и терроризм всегда заодно, – он, кажется, начал терять голову и меня с толку сбивает. Я дам тебе один совет: сматывай удочки! Брось все.
– Если бы я мог!
– А в чем дело? Разве у тебя нет какого-нибудь угла, где бы он не смог тебя достать?
– Есть. Но ты забываешь главное: у меня документы Ланглуа, и я таскаюсь с этим типом, о котором трезвонила вся пресса.
Он поглаживает Ромула; тот, умирая от скуки, зевает, широко разинув пасть.
– А что, бумаги действительно компрометирующие?
– Думаю, да. Ну, прежде всего – ты сейчас подскочишь, – есть твое письмо.
– Не может быть!
– Да, да, я не шучу. Прощальное письмо в несколько строчек.
Патрисия прислоняется к стене, испачкав ее потом. А Г тем временем продолжает:
– Насколько я понял, ты была его любовницей…
– Ах, прошу тебя! Оставим этот насмешливый тон. Да, я была его любовницей, но давно! А как, по-твоему, их заманивают!.. Мне всегда было его немного жаль.
– Ты говорила ему, что собираешься уезжать. Это верно?
– Хотела мило порвать без лишнего шума…
Г слегка наклоняется, чтобы лучше видеть это непроницаемое под маской макияжа лицо.
– Да будет тебе, – говорит он с недоброй улыбкой. – Ты знала, что кто-то должен прийти и убрать его!
– Нет! Клянусь, не знала.
– Но догадывалась! А это одно и то же. Знаешь, в настоящий момент нам с тобой решительно нечего скрывать друг от друга. К счастью, этот невинный бедняжка ничего не понимает, иначе с воем убежал бы прочь! Да, я убиваю, только без всякого кривлянья, а тебе еще требуется утешать, ласкать – словом, играть красивую роль.
– Хватит! – кричит Патрисия. – Вот увидите, все шишки достанутся мне.
Насторожившись, Ромул подходит и обнюхивает толстую тетку, которая цепляется за кровать, чтобы встать на ноги. Поправив блузку, Патрисия идет за табуретом в ванную комнату.
– До чего же скверно! – ворчит она. – Хочешь еще виски?
Она звонит дежурному. Повелительный тон Патрисии вызывает раздражение, так и хочется послать ее куда подальше, однако, опомнившись, она добродушно соглашается:
– Конечно, я кое о чем догадывалась, потому что ему уже нечем было платить. И предпочла отойти в сторону…
– На цыпочках? – договаривает за нее Г.
– Возможно, ты скоро пожалеешь о своих гнусностях! – беззлобно замечает она. – Ну? Что там было еще?
– Выписки из счетов «Индосуэца».
– Дальше?
– Черновики. Письмо некоему Полю, в котором Ланглуа высказывает намерение покончить с собой. Он упоминает о каком-то Бернеде, служившем будто бы посредником в тайных сделках с испанцами…
– Я этого боялась!
– Продолжать? – спрашивает Г.
– Давай… Давай… Только поскорее.
– Так вот, он разоблачает мсье Луи, на которого у него заведено досье.
– И где же это досье?
– У него не хватило времени подготовить его.
– Считай, повезло! – обрадовалась она. – Я предупреждала Луи. Шантаж – дело беспроигрышное. Зато политическая возня – сплошное дерьмо.
Г живет один и, видимо, потому не имеет привычки ругаться, разве что иногда. Нет, он ничуть не шокирован. Но чувствует себя неловко.
– Еще была записная книжка, – продолжает он, – своего рода бортовой журнал старого волокиты. С целой коллекцией адресов. В том числе твоим.
Слуга снова приносит заказанные напитки. Намочив уголок салфетки, Патрисия протирает лоб и уши, потом берет кусочек льда и сосет его, морщась, словно обжигаясь.
– Вроде полегчало. Ну что там еще?