Контракт Паганини

— Помнишь, — посмеиваясь, сказала она, — как твоя мама всегда вытаскивала лосося из суши, жарила, а потом снова совала в рис?

— Да.

— Я начну накрывать?

— Если хочешь.

Диса перенесла тарелки и палочки для еды в большую комнату, встала у окна и посмотрела на Валлингатан. Деревья светились светлой летней зеленью. Ее взгляд соскользнул с красивых домов квартала возле гостиницы «Норра Банторгет», где Йона жил уже год.

Диса расставила приборы на молочно-белом столе, вернулась на кухню и выпила вина. Оно потеряло терпкость — слишком долго простояло в тепле. Диса подавила желание сесть на лакированный деревянный пол и спросить, нельзя ли им пообедать на полу, руками, забравшись под стол. Вместо этого она объявила:

— Мне сделали предложение.

— Предложение?

Диса кивнула. Ей на мгновение захотелось одновременно и позлить Йону, и не делать этого.

— Расскажи, — спокойно попросил Йона и понес поднос с суши в большую комнату.

Диса снова взяла бокал и легко сказала:

— Ну, один человек из музея полгода назад спросил меня, не поужинаю ли я с ним как-нибудь вечером.

— Неужели в наше время еще так делают? Приглашают дам на ужин?

Диса усмехнулась:

— Ревнуешь?

— Не знаю… немножко. — Йона подошел к ней. — Приятно, когда приглашают на ужин.

— Приятно.

Диса запустила пальцы в его густые волосы.

— Он красивый? — спросил Йона.

— Ну… довольно красивый, да.

— Здорово.

— Но он мне не нужен, — рассмеялась Диса.

Йона не ответил. Он отвернулся и замер.

— Ты знаешь, чего я хочу, — ласково сказала Диса. Комиссар вдруг странно побледнел, на лбу выступили крупные капли пота. Он медленно поднял взгляд на Дису; что-то стало с его глазами — они сделались черными, бездонными, смотрели тяжело.

— Йона, — поспешно сказала она, — давай забудем. Прости…

Йона открыл рот, словно желая что-то сказать, шагнул к ней, и у него подогнулись колени.

Диса закричала, взмахнула рукой, бокал полетел на пол. Она опустилась на пол рядом с Йоной, обняла его и зашептала, что все скоро пройдет.

Через минуту-другую по лицу Йоны скользнула тень, и выражение боли стало таять, словно его снимали слой за слоем.

Диса подмела осколки, потом оба в молчании сели за стол.

— Ты не принимаешь лекарство, — констатировала Диса.

— Я от него сплю на ходу. А мне нужно думать. Именно сейчас мне необходимо мыслить ясно.

— Ты обещал принимать таблетки.

— Обязательно буду, — согласился комиссар.

— Ты же сам знаешь, как опасно не лечиться, — прошептала она.

— Я начну пить таблетки, как только раскрою это дело.

— А если не раскроешь?

* * *

Издалека Музей северных стран напоминает безделушку слоновой кости, но на самом деле он построен из песчаника и известняка. Изящная мечта о временах Ренессанса, множество зубцов, башен и башенок. Музей был призван прославлять независимость северных народов, но когда его открывали дождливым днем лета 1907 года, союз с Норвегией уже распался, а король был при смерти.

Йона быстро прошел через огромный холл музея. Поднявшись по лестнице, он сначала долго стоял, глядя в пол и собираясь с мыслями, а потом медленно двинулся вдоль освещенных витрин. Взгляд ни за что не цеплялся. Йона просто шел мимо с отсутствующим видом, погрузившись в свои мысли.

Хранитель уже ждал его возле одной из витрин.

Комиссар сел и стал рассматривать похожий на сложенные ладони саамский свадебный венец с восемью зубцами. Венец мягко золотился в освещенной витрине. В ушах у комиссара зазвучал голос, перед глазами встало лицо, улыбавшееся ему, когда он в тот день сидел за рулем. Шел дождь, и лужи сияли на солнце, словно их подсвечивали из-под земли. Комиссар обернулся, чтобы проверить, хорошо ли сидится Люми на заднем сиденье.

Венец, сплетенный как будто из светлых веток, кожи или волос. Обещание любви и радости. Глядя на него, комиссар вспоминал серьезный рот своей жены, ее волосы цвета песка, падавшие ей на лицо.

— Ну, как дела?

Йона с изумлением посмотрел на хранителя. Тот работал здесь уже давно. Человек средних лет, с бородкой; он все время тер глаза, от чего те были красными.

— Трудно сказать, — промямлил Йона и встал.

Когда он уходил из музея, в памяти ощущением потери держалось воспоминание о маленькой руке Люми. Он просто обернулся проверить, хорошо ли ей сидеть, — и вдруг почувствовал ее прикосновение.

49 Неясное лицо

Йона с Сагой ехали в головной офис «Силенсиа Дефенс», говорить с Понтусом Сальманом. С собой они везли фотографию, испорченную техниками-криминалистами. Оба молчали, направляясь по семьдесят третьей дороге, грязной колеей бежавшей вниз, к Нюнесхамн.

Два часа назад комиссар рассматривал замечательно четкое изображение четырех человек в ложе: Рафаэль — спокойное лицо и жидкие волосы; Пальмкруна — расслабленная улыбка и очки в металлической оправе; Понтус Сальман — благовоспитанный мальчик; Агата аль-Хайи — морщины на щеках, тяжелый умный взгляд.

— Мне вот что пришло в голову… — заговорил Йона, взглянув на Сагу. — Если мы подпортим фотографию, изменим картинку так, чтобы Сальмана стало трудно рассмотреть…

Он замолчал и погрузился в размышления.

— И чего мы этим добьемся? — спросила Сага.