Контракт Паганини

Пенелопа подняла глаза и увидела дом. Почти полностью скрытый кустами сирени маленький красный домик с красивой верандой, выходящей к морю. Шторы во всех окнах были опущены, в беседке висел гамак без подушек. Лужайка заросла травой, надломленные ветви старой яблони нависали над дорожкой, выложенной светло-серой плиткой.

— Дома никого нет, — прошептала Пенелопа.

Они подкрались поближе, готовые услышать собачий лай или сердитый окрик. Заглянули в щель между шторами, пошли дальше и осторожно толкнули входную дверь. Дверь оказалась запертой, и Пенелопа заозиралась.

— Нам надо войти, отдохнуть, — сказал Бьёрн. — Придется разбить окно.

Возле стены стоял глиняный горшок, в котором рос кустик с мелкими бледно-зелеными листочками. Нагнувшись, чтобы вытащить из горшка камень, Пенелопа ощутила сладкий аромат лаванды. «Камень» оказался пластмассовым, внизу была крышка. Пенелопа открыла ее, вытащила ключ и положила «камень» назад, в горшок.

Они отперли дверь и вошли в прихожую с сосновым полом. Пенелопа чувствовала, как у нее дрожат ноги, вот-вот подогнутся. Она нашарила опору. Стены были оклеены обоями с крупным бархатистым рисунком. Пенелопа устала и проголодалась; дом казался ей сказочным, как пряничный домик. По всей прихожей висели застекленные фотографии с подписями — автографы и добрые пожелания, написанные золотистым гелем или черной тушью. На Бьёрна и Пенелопу смотрели знакомые лица телеведущих: Сиверт Эхольм, Бенгт Бедруп, Кьелль Лённо, Арне Хегерфорс, Магнус Херенстам, Малена Иварссон, Якоб Далин.

Бьёрн и Пенелопа, тревожно озираясь, миновали прихожую, гостиную и оказались в кухне.

— Лучше тут не задерживаться, — прошептала Пенелопа.

Бьёрн подошел к холодильнику и открыл дверцу. На полках оказалось полно еды. Значит, они ошиблись, думая, что хозяева покинули дом. Бьёрн вытащил сыр, полбатона салями и пакет молока. Пенелопа нашла в буфете длинный батон и пачку кукурузных хлопьев. Беглецы торопливо порвали хлеб руками, поделили сыр и принялись запихивать в рот огромные куски, с трудом пережевывая хлеб. Бьёрн большими глотками пил молоко из пакета, оно текло у него по подбородку и шее. Пенелопа грызла салями и хлопья, потом тоже отхлебнула молока, поперхнулась, закашлялась и снова стала пить. Они испуганно улыбались друг другу, то и дело поглядывали в окно и снова ели. Немного погодя беглецы успокоились.

— Сначала найдем одежду, — предложила Пенелопа.

Бродя по дому в поисках одежды, они испытали странно-щекочущее чувство — как будто согрелись от еды. Телу стало легче двигаться, сердце сильно билось, ныл живот, кровь быстрее бежала по жилам.

В просторной спальне со стеклянными дверями, выходящими на беседку в сиреневых кустах, обнаружился гардероб с зеркальными дверцами. Пенелопа подбежала к нему и откатила дверь.

— Это еще что?

Шкаф оказался набит поразительной одеждой. Золотые пиджаки, черные корсеты, расшитые блестками, желтый смокинг и пышный меховой жакет до пояса. Пенелопа с удивлением рылась в грудах плавок-стрингов — прозрачных, в тигриную полоску, в камуфляжных пятнах; попадались даже вязанные крючком мужские трусы.

Она открыла вторую дверцу. Нашла одежду попроще — свитера, пиджаки, брюки, быстро выбрала подходящее. Поколебавшись, стащила с себя насквозь мокрые штаны, трусики, тесную куртку и грязный лифчик.

И вдруг увидела себя в зеркале. Разноцветные синяки по всему телу, волосы свисают черными прядями, на лице ссадины, на лодыжках царапины и синяки; из раны над коленом все еще течет кровь, бедра расцарапаны после падения с обрыва.

Пенелопа натянула на себя какие-то мятые брюки, футболку с надписью «Ешьте больше каши» и вязаный свитер. Свитер оказался ей велик и доставал до колен. Стало еще теплее, телу захотелось расслабиться. Пенелопа вдруг заплакала, но быстро успокоилась, вытерла слезы и пошла в прихожую, чтобы найти обувь. Отыскала синие резиновые сапоги и вернулась в спальню. Там Бьёрн натягивал на мокрые грязные ноги сиреневые бархатные штаны. Израненные, все в земле ступни выглядели чудовищно; там, где Бьёрн ходил, на полу оставались кровавые следы. Бьёрн нашел себе синюю футболку и узкий синий кожаный пиджак с широкими лацканами.

Пенелопа вдруг снова заплакала, слезы лились ручьем, выплескивались из нее — она слишком устала, у нее не хватало сил удерживать плач. В этих слезах был весь ужас панического бегства.

— Что же это такое? — стонала она.

— Не знаю…

— Мы не видели его лица. Что ему нужно? Ну что?! Ничего не понимаю. Почему он за нами гонится? Почему он хочет убить нас?

Она вытерла слезы рукавом и продолжала:

— Я думаю… мне кажется… а вдруг Виола сделала какую-нибудь глупость? Потому что, знаешь, ее парень, Сергей, ну, с которым она порвала… вдруг он бандит. Я знаю, что он работал охранником.

— Пенни…

— Я хотела сказать — Виола, она такая… может, она сделала что-то, чего не следовало делать.

— Нет, — прошептал Бьёрн.

— Почему «нет», мы же ничего не знаем. Не надо меня утешать.

— Я должен…