– Рафаэль Гуиди живет в Монако, но если хочешь с ним встретиться, надо выходить в море, насколько я поняла, – рассказывала Анья. – Сейчас он почти все время проводит на своей мегаяхте «Тереза». Его можно понять. Яхту строили пятнадцать лет назад на верфи «Люрссен» в Бремене, она – самая дорогая в мире.
Маленькая фотография из французского «Вога» изображала похожее на фарфоровый наконечник дротика судно в открытом море. На развороте под заголовком
Вырезки снова вернулись к Анье, и она спокойно предложила:
– Давайте послушаем вместе… Бельгийская контрразведка записала телефонный разговор между итальянским прокурором и Сальваторе Гарибальди, бригадным генералом итальянской армии.
Анья торопливо раздала перевод расшифровки и вставила флэшку в компьютер Карлоса, затем нагнулась и щелкнула по значку звукового файла. Программа открылась сразу же, кто-то быстро заговорил по-французски. Диктор монотонно перечислял обстоятельства разговора – место, дату и время. Потом послышались металлический щелчок и далекий телефонный гудок.
Что-то затрещало, и через мгновение отчетливый голос произнес:
«Я готов начать предварительное следствие». Это говорил прокурор.
«Я никогда не буду свидетельствовать против Рафаэля, даже под пытками…»
Голос Сальваторе Гарибальди пропал, послышался треск, стало тихо, потом голос снова появился – но слабый, словно за закрытой дверью.
«…с дульным тормозом и ракетные установки без отдачи… и до черта мин – противопехотные, мины замедленного действия, противотанковые… Рафаэль бы никогда… как в Руанде, ему это все равно. Там были дубинки и мачете – на этом денег не заработаешь. Но когда в Конго все перевернулось, он захотел присоединиться – решил, что там дело пойдет поживее. Сначала он вооружил правительство Руандийского патриотического фронта, чтобы подорвать силы Мобуту, а потом принялся закачивать тяжелое оружие хуту, чтобы столкнуть их с Патриотическим фронтом».
Сквозь шум прорвался странный писк, оборвался, и снова послышался голос генерала.
Генерал задыхался; он что-то пробормотал, и потом его голос снова зазвучал совсем близко:
«А насчет кошмара… я не мог поверить, что это происходит на самом деле. Я стоял рядом и держал ее потную ручку… Моя дочка… ей было четырнадцать. Такая красивая, нежная… Рафаэль… он сам все сделал, хотел резать ножом, кричал, что сделает мой ночной кошмар реальностью. Немыслимо».
Что-то странно затрещало, как будто послышался крик, лопнуло стекло, в записи пошли помехи.
«Почему некоторым хочется делать такое… Он взял мясницкий нож у телохранителя… дочкино лицо, ее милое…»
Гарибальди громко зарыдал, что-то простонал, потом прокричал, что не хочет жить…
Раздалось потрескивание, и запись кончилась. В кабинете Элиассона воцарилась тишина. Через окошки, выходящие на зеленые холмы Кронобергспаркена, в кабинет проникал легкомысленный свет.
– Эта запись, – сказал Карлос после недолгого молчания, – сама по себе она ничего не доказывает… в самом начале он говорит, что не собирается свидетельствовать, так что, подозреваю, прокурор закрыл предварительное расследование.
– Спустя три недели после этого телефонного разговора голову Сальваторе Гарибальди нашел в Риме какой-то собачник, – сообщила Анья. – Она валялась в канаве на Виале Гёте, позади ипподрома.
– А что там с дочерью? – тихо спросил Йона. – Что с ней случилось?
– Четырнадцатилетняя Мария Гарибальди до сих пор числится пропавшей без вести, – сухо ответила Анья.
Карлос вздохнул, буркнул что-то, подошел к аквариуму, с минуту смотрел на своих макроподов, потом повернулся к собравшимся.
– Ну и что прикажете делать? Вы не можете доказать, что оружие и боеприпасы отправляются в Судан, вы никак не можете связать исчезновение Акселя Риссена с Рафаэлем Гуиди. Дайте мне хоть какую-нибудь зацепку. Я могу поговорить с прокурором, но мне нужно доказательство, а не просто…
– Я знаю, что это он, – перебил Йона.
– …а не просто слова Йоны! – обозлился Карлос.
– Нам нужны полномочия и ресурсы, чтобы арестовать Рафаэля Гуиди за нарушение шведских и международных законов, – настаивал комиссар.
– И еще вам нужны доказательства.
– Мы их найдем.
– Вам придется убедить Понтуса Сальмана выступить свидетелем.
– Сегодня мы привезем его, но, подозреваю, его трудно будет заставить свидетельствовать, он все еще очень боится… так боится, что едва не покончил с собой.
– Но если мы арестуем Рафаэля, Сальман, возможно, осмелится заговорить. В смысле – когда успокоится, – предположила Сага.
– Нельзя просто так задержать человека вроде Рафаэля Гуиди. Нет ни доказательств, ни свидетелей. – В голосе Карлоса звучала настойчивость.