Контракт Паганини

Одиннадцать лет проработал Аксель Риссен инспектором по контролю за военными материалами в прежней системе, в министерстве иностранных дел, до того как к нему начали обращаться из органа ООН под названием UNODA — Управление ООН по вопросам разоружения. Сейчас он был чем-то вроде старшего консультанта в экспертно-аналитическом отделе. Риссену исполнился всего пятьдесят один год, подернутые сединой волосы были еще густы. Черты лица симметрично-неброские. После отпуска в Капстадене он загорел. Там он арендовал яхту и в одиночку ходил под парусом вдоль головокружительно крутого берега.

Аксель прошел в библиотеку, сел в кресло, закрыл глаза (под веками ощущалось жжение) и задумался о смерти Пальмкруны — о том, что директор Агентства ушел из жизни, писали в «Дагенс Нюхетер». Трудно было понять, что именно случилось, но в статье содержался намек на странную внезапность этой смерти — во всяком случае, Пальмкруна не был болен. Аксель подумал, что все эти годы они с Пальмкруной довольно часто встречались. К ним обоим обращались как к экспертам, когда речь шла о подготовке решения, предваряющего заключение риксдага об объединении Комиссии по надзору за продукцией военного назначения и правительственной Комиссии по контролю за военным экспортом в единый орган — Агентство по контролю за экспортом оружия.

И вот Пальмкруна умер. Аксель мысленно увидел длинного бледного человека с коротким военным ежиком, человека, окруженного ореолом одиночества.

На Акселя накатило беспокойство. Почему здесь так тихо? Он поднялся и выглянул в общий коридор этажа, прислушался.

— Беверли? — негромко окликнул он. — Беверли?

Беверли не отвечала. Акселю стало страшно. Он быстро прошел по комнатам и спустился в холл, собираясь взять пиджак и отправляться на поиски, как вдруг услышал Беверли — она что-то напевала, выходя босиком из кухни. Когда девушка увидела его встревоженное лицо, ее глаза расширились.

— Аксель, — произнесла она своим тонким голоском, — ты чего?

— Я волновался. Вдруг ты ушла, — пробормотал он.

— В этот опасный мир, — улыбнулась Беверли.

— Я только говорю, что не стоит доверять всем подряд.

— Я и не доверяю всем подряд. Просто смотрю на людей, на свет, — объяснила девушка. — Если вокруг них есть свет — я понимаю, что они хорошие.

Аксель не знал, что ответить, и сказал только, что купил ей чипсы и большую бутылку фанты.

Беверли как будто не услышала его. Аксель попытался угадать, о чем она думает. Определить по ее лицу, не становится ли она беспокойной, подавленной или замкнутой.

— Мы поженимся, правда? — спросила Беверли.

— Правда, — соврал Аксель.

— Но из-за цветов я начинаю думать про мамины похороны и вспоминаю папино лицо, когда…

— Значит, обойдемся без цветов.

— Хотя ландыши я люблю.

— Я тоже, — слабо отозвался Аксель.

Беверли радостно покраснела, и Аксель услышал, как она притворно зевает — для него.

— Как спать хочется, — сказала она и уже из коридора спросила: — Хочешь спать?

— Нет, — сказал себе Аксель, но поднялся и пошел следом за Беверли.

Он шел по комнатам с ощущением, что его собственное тело пытается остановить его. Он чувствовал себя неуклюжим и странно медлительным, идя за Беверли по коридору, по мраморному полу, поднимаясь по лестнице, минуя два салона и комнаты, где привык приходить в себя по вечерам.

Беверли была худенькой и маленькой, она не доставала Акселю до груди. Волосы у нее на голове уже начали отрастать после того, как на прошлой неделе она побрилась наголо. Беверли быстро обняла его. У нее изо рта приятно пахло карамелью.

41 Бессонница

Аксель Риссен встретил Беверли Андерссон за десять месяцев до этой ночи. Причиной всему была жестокая бессонница — после одного события тридцатилетней давности Акселю было трудно засыпать. Он жил на снотворном и спал искусственным сном без сновидений, сном, не дающим отдыха.

Но — спал.

Чтобы спать и дальше, пришлось увеличить дозу. От таблеток в голове висел сонный туман, в котором тонули все мысли. Аксель пристрастился к лекарству и стал смешивать капли с дорогим выдержанным виски. Однажды брат нашел его, к тому времени уже лет двадцать усиленно употреблявшего виски со снотворным, в холле. Аксель был без сознания, из носа текла кровь.

В больнице Каролинского института диагностировали далеко зашедший цирроз.

Хроническое поражение клеток оказалось столь обширным, что Акселя поставили в очередь на трансплантацию печени сразу после обязательного обследования. Но у Акселя была нулевая группа крови и довольно редкий тип тканей, что катастрофически сокращало число возможных доноров.

Младший брат был готов отдать часть собственной печени, но он страдал сердечной аритмией и не перенес бы сложной операции.

Надежда найти донора была почти неосуществимой, но при отказе от алкоголя и снотворного у Акселя был шанс выжить. При приеме равных доз конакиона, индерала и спиронолактона печень функционировала, и он мог жить вполне нормальной жизнью.